Читать книгу - "Королева нефритов - Икста Майя Мюррей"

Национальный музей археологии и этнологии расположен в самом центре Тринадцатого района, в белом дворце колониального стиля. В девятнадцатом веке испанские дамы в белых перчатках и с громадными шиньонами спасались от удушливой центральноамериканской жары в его прохладных залах и садах, среди прозрачных фонтанов, пальм и орхидей. На первый взгляд место казалось не слишком подходящим для хранения оскалившихся идолов и оружия доколумбовой эпохи, но когда мы с Эриком по красным ступеням поднялись в музей и, переступив порог, увидели красочную фреску с изображением воинов майя, нам сразу показалось, что иначе и быть не могло.

Стойка дежурного находилась в углу вестибюля. Возле небольшой витрины с книгами, кофейными чашками и футболками, украшенными цветными изображениями стелы Флорес, сидела женщина-кассир. Расплатившись за вход здешней валютой — кетсалями, мы оставили возле стойки свои рюкзаки и двинулись внутрь здания.

В детстве я не раз бывала здесь и представляла примерное расположение помещений, которое за последние десятилетия не слишком изменилось. Я также хорошо знала, что именно мне хотелось бы здесь увидеть, не считая собственного отца.

Эрик тоже это знал.

— Пойдемте, — сказал он. — Вам понравится.

И, взяв меня под локоть, он, словно повинуясь какому-то инстинкту, направился в дальний зал, где хранился самый красивый и загадочный экспонат из всего музейного собрания.

Стук моих каблуков гулким эхом отдавался в залах. За стеклом витрин виднелись древние человеческие черепа, покрытые золотом и бирюзой. Украшенные драгоценными камнями головы с усмешкой смотрели на посетителей. Здесь же можно было видеть и отдельные человеческие зубы — в небольших глиняных мисках или на белых кусочках ткани. Судя по их состоянию, уже в те времена существовала примитивная и весьма дорогостоящая стоматология — дырки в зубах были аккуратно высверлены и заполнены кусочками лазурита либо нефрита. Здесь также находились большие фаллические скульптуры и базальтовые чаши, в которые когда-то стекала кровь тех, кого приносили в жертву богам. В дальнем конце зала виднелась хорошо сохранившаяся гробница, найденная много лет назад в одной из пещер в отдаленной части Петена. Внутри находился детский скелет со следом сильного удара на черепе; сотрудники музея расставили возле тела горшки с зерном и украшениями — именно в том порядке, в каком они были обнаружены в момент раскопок.

— Взгляните на стелу — каменную стелу, — предложил Эрик, когда мы перешли в другой зал, выходящий в сад и весь заставленный высокими базальтовыми колоннами времен ольмеков и майя. Колонны достигали четырехметровой высоты и были испещрены высеченными на них искусными изображениями королей, писцов и рабов. — Большинство стел сделаны из базальта, некоторые из гранита. В основном они из Тикаля. Но камни из Флореса полностью из нефрита, причем голубого нефрита.

— Я давно не видела их своими глазами, — сказала я. — Только в книгах.

Мы входили в зал, посвященный найденным в Гватемале изделиям из нефрита. В центре на подсвеченном постаменте находилась главная достопримечательность — стела из Флореса, состоящая из четырех голубых нефритовых панелей, каждая приблизительно высотой сорок пять сантиметров, шириной тридцать и толщиной пятнадцать. В лучах подсветки камни блестели, словно какое-то необычное цветное стекло. На каждой из панелей было вырезано множество иероглифов, по форме напоминающих драконов, девушек, ягуаров и карликов. Панели также были испещрены гротескными изображениями горбатых шипящих змей, огрызающихся горгулий с бешеными глазами, случайным образом перемежающимися с такими абстрактными значками, как прямоугольники, круги и диакритические точки. Эти символы, на первый взгляд совершенно бессмысленные, складывались, однако, в своего рода строчки, что заставляло всех специалистов по культуре майя предполагать, будто надписи можно прочесть; так они и считали вплоть до того, как доклад де ла Росы на сальвадорской конференции 1967 года нанес сокрушительный удар по подобным представлениям. Сейчас, стоя возле стелы, я готова была признать правоту выдвинутого Томасом тезиса о бессмысленности иероглифов; сознание этого даже как-то успокаивало. В зависимости от угла освещения невероятные изображения горбунов, змей и женщин меняли оттенок и приобретали большую или меньшую глубину. Скрытое в камне солнце изливало на нас свои лучи. Когда я взглянула на Эрика, то увидела, что его лицо и белая рубашка словно покрыты тончайшей голубой вуалью.