Читать книгу - "Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс"

Проехав полдороги до вершины холма, Бретт перестала гнать лошадь. Решимость, которая помогла ей справиться с пьяными грубиянами, угасла, и она снова, даже еще острее, чем прежде, почувствовала, что единственного человека, чья близость и здравый смысл могли бы помочь ей преодолеть эти страшные времена, рядом нет.

Разум говорил ей, что Билли должен быть там, куда его призывает долг. Она обещала поехать за ним сюда, как Руфь за Боазом, и ждать его, пока он не вернется домой. Но сегодня ее готовность следовать своему обещанию увядала быстрее обычного.

Она давно уже стала объектом враждебности в Лихай-Стейшн. Одни проявляли ее осторожно, в легких колкостях, которые она случайно слышала на разных приемах и встречах. Другие открыто кричали оскорбления ей вслед, когда она проезжала по улицам. Обычно это ее не задевало. Как и ее брат Орри, Бретт обладала гордым и сильным характером.

Но этот последний случай все-таки пробил ее броню. Вдобавок откуда-то всплыли уже немного позабытые горькие воспоминания – о том, как ее сестра Эштон, сговорившись с ее бывшим поклонником, решили убить Билли прямо в день их свадьбы. Эта история так угнетала ее, что Бретт постаралась выбросить ее из головы, и вот теперь мысли о том страшном дне снова вернулись.

Она пустила лошадь шагом, а сама снова и снова с горечью думала о своем одиночестве в этих враждебных краях. Слегка вздрагивая, она чувствовала, как подступают слезы к закрытым глазам. И открыла их как раз вовремя, чтобы не позволить коляске съехать в канаву.

Остановив лошадь, она сидела неподвижно в лучах яркого солнца. В воздухе не было даже легкого дуновения, отчего росшие впереди на пригорке горные лавры, которые так любили в семье Хазард, казались словно окаменевшими и чуть присыпанными пылью. Ей бы очень хотелось, чтобы неприязнь местных жителей не расстраивала ее, но она не могла совладать со своими чувствами. Оставалось только научиться сдерживать их.

Уже очень скоро она справилась с собой. Снова взяв в руки вожжи, она поехала дальше, и, когда коляска подкатила к большой конюшне Бельведера, Бретт уже выглядела вполне спокойной. О том, что с ней произошло, она решила никому не рассказывать и очень надеялась, что Джордж не узнает об этом случайно.

Семья уже собралась к ужину, когда Джордж вернулся домой. Он вошел в столовую в тот момент, когда Констанция говорила с дочерью тем дружеским, но твердым тоном, который приберегала для воспитательных моментов:

– Нет, Патриция, ты не можешь тратить свои карманные деньги на подобные вещи. Тебе прекрасно известно, что стеклянное или мраморное яйцо служит только для одной цели – охлаждать ладони чересчур взволнованной молодой дамы на балу или на приеме. Ты же еще слишком юна и не скоро начнешь их посещать.

Патриция надула губы:

– А у Кэрри Кинг есть такое.

– Кэрри Кинг уже тринадцать, она на два года старше тебя. Более того, выглядит она на все двадцать.

– И ведет себя так же, насколько я слышал, – заметил Уильям с непристойной усмешкой.

Замечание насмешило Джорджа, но, как отец, он не мог поощрять подобные шутки, поэтому, взглянув на своего статного, красивого сына, строго нахмурился.

– Прости, что опоздал, – сказал он, подойдя к жене и целуя ее в щеку. – Задержался в конторе.

Такое объяснение было обычным в эти дни, когда завод спешно выпускал военную продукцию.

Джордж почувствовал, как жена слегка отстранилась, когда он ласково положил руку ей на плечо. Неужели уловила запах спиртного?

– Расскажи о своем выступлении, – попросила Констанция, когда Джордж направился к своему месту в противоположном конце длинного деревянного стола. – Ты имел успех?

– Еще какой! – ответил он, садясь на стул.

– Джордж, мне действительно хочется знать. – (Он лишь устало пожал плечами.) – Ну хорошо, а само собрание? Как оно прошло?

– Как и ожидалось. – (Одна из служанок поставила перед Джорджем тарелку черепашьего супа.) – Осудили бунтовщиков на вечные муки, помахали флагом несколько сот раз, а потом тот политик из Бетлехема объявил о наборе добровольцев. Записалось восемь человек.

Несколько ложек супа помогли Джорджу наконец расслабиться и снова настроиться на пусть и замкнутую, но такую привычную и уютную атмосферу дома. Столовая была ярко освещена чуть мерцающими газовыми рожками, висевшими на стенах, оклеенных серебристо-серыми обоями с цветочным рисунком. Поднося ложку ко рту, Джордж посмотрел на Констанцию. Как же ему все-таки повезло! Ее сливочно-белая кожа была по-прежнему свежей, а глаза сохранили ту же удивительную синеву, которая пленила его еще в день их первой встречи на балу в Корпус-Кристи, организованном армейскими офицерами, застрявшими там по пути в Мексику. А после войны он привез ее в Лихай-Стейшн и женился на ней.

Констанция была на два дюйма выше супруга, и Джордж всегда считал это неким символом, чтобы быть достойным ее. И хотя Стэнли однажды с высокомерным видом заявил, что католическая вера Констанции непременно разрушит их брак, его предсказания не сбылись. Воспитание детей, нежные ласки и пережитые вместе трудности лишь укрепили их любовь, и они по-прежнему так же страстно желали друг друга, как и в первые годы их супружества.

Патриция копалась в тарелке, тыча вилкой в тушеную рыбу, словно та была виновата в том, что девочке не удалось получить яйцо для охлаждения рук.

– А как ваша фабрика? Много сегодня выпустила чехлов для фуражек? – поинтересовался Джордж, обращаясь скорее к Бретт, чем к кому-либо еще.

Бретт сидела слева от него. Она выглядела усталой, смотрела в стол и на его вопрос не ответила.

– Довольно много, да, – сказала Констанция, одновременно быстро поднимая левую руку, чтобы щелкнуть средним пальцем Патрицию по уху, после чего девочка сразу прекратила терзать рыбу.

Ужин подходил к концу. Бретт продолжала молчать. После того как Джордж, по обыкновению, разрешил детям встать из-за стола, он обменялся парой слов с женой, а потом последовал за Бретт в библиотеку и, прежде чем заговорить, плотно закрыл за собой дверь.