Читать книгу - "Империя Рюриковичей (V-XVI вв.). Русская экспансия - Сергей Владимирович Максимов"

что его не признали западные монархи, долго еще будет ходить по страницам умных книг. Иван, конечно, обиделся на Сигизмунда; но подлинная причина его амбиций имела иные корни. Кроме бурных эмоций в темной душе Ивана жил неистребимый Рюрикович-завоеватель, генетический код которого указывал ему дорогу. «Я не тесню никого, – писал Иван Грозный Сигизмунду-Августу, – имею царство обширное, которое от времен Рюрика до моего непрестанно увеличивается; завоевания не льстят меня, но стою за честь»2160.

Какой занимательный парадокс – царство расширяется помимо воли его царя! Оказывается, что не захват чужих территорий, а исключительно только «честь» правящего рода заставляла Ивана Грозного – как и его предков – нападать на своих соседей. Граждане Литвы, писал Н.М. Карамзин, «всегда ужасались войны с Россией»2161. Аналогичные чувства испытывали мирные жители Ливонии. Много лет русские оставляли их в покое, и вот пришла, наконец, и их очередь.

Версия «Степенной книги»

После взятия Казани и присоединения Астрахани, когда восточные соседи Московии стали ее колониями, Иван IV незамедлительно вернулся к западным делам. Пока Польша и Литва собирались с силами, его 80-тысячная армия направила свой удар на слабое и не способное защититься Ливонское государство. По его имени и война, о которой пойдет речь, получила название «Ливонской». Согласно летописным российским источникам, она началась в январе 1558 г. с приказа Ивана Грозного штурмовать крепость Нейгауз.

Официальное оправдание Ливонской войны дано в «Степенной книге», составленной в 1550–1560-х годах. (Ее полное название «Книга Степенная царского родословия».)

Объясняя причины, побудившие Ивана Грозного напасть на Ливонию, автор текста – протопоп Благовещенского собора Московского Кремля и духовник Ивана Грозного Андрей – прибегает к традиционной для московского миропонимания уловке и использует канву, сходную с той, что применяли сочинители Никоновской летописи, оправдывая завоевание Астрахани.

Ливонская земля, утверждает московский протопоп, в древности звалась «Чюдьцы» и принадлежала русским князьям. В древней Ливонии великий князь Ярослав Мудрый основал город Юрьев и поставил святые церкви. «Чюдьцы» были подвластны Русской митрополии и считались православными. «Богомерзкие немцы» «из Заморья» завоевали Чудскую землю, но вскоре сами попали под власть русских князей и давали дань им и Великому Новгороду. Немцы всякий раз нарушали договоренности с русскими князьями и зарекомендовали себя закоренелыми клятвопреступниками. Наконец, они дошли до того, что «въсколебашася» на Церковь Христову, уничтожили Юрьевскую епископию, разорили храмы, попрали святые иконы и воздвигли великое гонение на православных христиан, истребив их дома, а самих немилосердно лишив жизни.

Кроме того, заявляет напоследок автор «Степенной книги», немцы чинили «тщету купли» приходящим к ним русским гостям, лишали их имения, срамили и ругали «поносным бесчестием»2162.

Царь Иван, напавший на беззащитную Ливонию, выступал в «Степенной книге» спасителем веры и освободителем народа, а его война со всех сторон выглядела справедливым деянием христианнейшего монарха2163.

Недалеко от автора «Степенной книги» ушли в своей оценке причин Ливонский войны профессиональные историки последующих веков. С.М. Соловьев, например, усматривал их в необходимости «начать деятельные торговые связи с Западной Европой». Однако соседние приморские государства, пишет он, были «обыкновенно враждебными» к России, своих же гаваней на Балтийском море у русских не имелось. «Эта замкнутость была тем более нестерпима, что чувствовалась сильная потребность в усвоении плодов европейской гражданственности, а людей, могущих принести в Москву эти плоды, ученых и художников, не пропускали враждебные соседи, справедливо опасавшиеся, что страшное материальными силами государство Московское будет непобедимо, если приобретет еще науку – могущество духовное»2164.

В чем С.М. Соловьев увидел стремление России XVI в. к плодам европейского просвещения, я, пожалуй, судить не возьмусь. Но кажется мне, что великий историк перепутал гуманистов эпохи Возрождения с военными архитекторами, царскими лекарями и пушечных дел мастерами, в которых Московское царство было по-настоящему заинтересовано.

Экономическая причина Ливонской войны, с помощью которой оправдывается ее начало, доминировала и в трудах советских историков. Вот как о ней говорится в вузовском учебнике по истории России 1983 г.: «Теперь, когда была решена проблема безопасности на Востоке, можно было приступить и к борьбе за выход на морское побережье. <…> В морском побережье было заинтересовано и развивающееся купечество, в прибалтийских землях нуждалось растущее дворянство»2165.

Как все, оказывается, просто! Нам нужен выход к морю, и этого достаточно, чтобы начать смертоносную войну. Удивительно, но это оправдание актуально и в постсоветской научной литературе. Маститый историк Флоря Б.Н., например, в биографии Ивана Грозного, говоря о предпосылках Ливонской войны, в основном ссылается на трудности российского купечества, с которыми они сталкивались в балтийских портах и на ливонских таможнях2166.

Что ж, Ливония действительно соблюдала запрет на ввоз в Россию оружия и цветных металлов, применимых для военного производства2167. Когда историки всерьез обижаются на штапельное или складочное право, бывшее нормой международной торговли того времени, и пишут, что заставляя русских купцов продавать товары на таможне по низкой цене, Запад будто бы действовал против экономических интересов России, они совершают ошибку, вызванную, очевидно, недостаточной широтой образования.

Но это еще не самое страшное. Гораздо хуже то, что современные авторы иногда начинают оправдывать идеологию «Степенной книги». В одном популярном историческом очерке по русской истории его создатели – Заичкин И.А. и Почкаева И.Н. – ухитрились почти дословно пересказать ее основные пункты и взять их за основу собственной аргументации2168.

Каким образом в стране с тиранической формой правления при определении ее внешней политики могли доминировать интересы купцов, дворян или прочих сословий?

Не исключаю, что Алексей Адашев или дьяк Иван Висковатый могли думать об экономических проблемах страны, когда вместе с Грозным мечтали напасть на Ливонию, но в том-то и дело, что об этом их никто не спрашивал. Конечно, в России были купцы. Конечно, ей пора было вступать в диалог с Европой и приобщаться к европейским порядкам. Однако война – не лучший способ подружиться с соседом.

Знатоки русской истории могут возразить, что в письме Ивана Грозного тевтонскому магистру Вильгельму фон Фюрстенбергу (1557 г.) изложен список претензий, в котором свобода торговли для русского купечества стоит наряду с требованием свободы православной веры2169. Но я уже говорил, какая торговля нужна была царю Ивану, его придворным и воеводам. Вина, пряности, шелка, а главное, иностранные пушки и пищали – вот их почти полный перечень.

Ливонская война была вызвана экономическими или политическими запретами со стороны Ливонии, Литвы или Польши не больше, чем казанская и астраханская войны враждебными действиями поволжских татар. У всех войн Ивана Грозного (как и его предшественников) имелась одна коренная причина. Она крылась в том самом иррациональном убеждении князей Рюрикова Дома, что земля, на которую