Читать книгу - "Сочинения в двух томах. Том 1 - Макс Пембертон"

следу и сообщать по телеграфу в Европу все, что мы узнаем о них. Если они отправятся в Южную Америку, мы последуем на судах, идущих в Рио-де-Жанейро и Монтевидео. На почтовых судах, следующих в Аргентину, есть аппарат Маркони. Мы всегда успеем попасть на одно из них. Я скорее готов сжечь свою яхту, чем вернуться обратно. Если же вы, друзья мои, придерживаетесь другого мнения, не бойтесь высказать его. Мы погубили уже одного беднягу, можем погубить и других. Мы обязаны сказать им, как далеко мы идем и какому риску подвергаемся.

— Матросы ничего не боятся, сэр, — ответил Лорри. — Смерть бедняги Холленда сделала их решительными. Они готовы идти в огонь, чтобы наказать тех негодяев. Я вижу, решение ваше твердо. Мы с помощью торпеды пустим ко дну их судно, и это нам не составит никакого труда. Об этом не стоит даже думать. Мы можем держаться на определенном расстоянии от них, — только чтобы их ядра не достали нас, — и дразнить их, сколько нам угодно.

— Доктор говорит, — сказал Мак-Шанус, — что леди придется переносить оскорбления, и вы видели, как кровь то приливала к его лицу, то отливала, пока он говорил. Я уважаю его за это. Мы должны добыть девушку с корабля и не терять при этом еврея из виду. Это дело самое подходящее для волшебника-японца. Негодяи отправятся наверняка в какой-нибудь южноамериканский порт, и как только он сойдет на берег, так и поминай как звали. Сами говорите это, а браните правительство. Скажу больше, как я вижу, вы ничего не можете сделать.

— Я далек от того, чтобы так думать, Тимофей, — сказал я, — но твои речи мало помогут нам. Мы должны преследовать этих людей и дать им понять, что мы преследуем их. Мы остановили одно их судно, можем остановить и другое. Я хочу посмотреть, насколько находчивость поможет мне справиться с самим евреем.

Я еще много говорил на эту тему, но не считаю нужным повторять это. Достаточно будет сказать вам, что мы решили день и ночь держать негодяев в напряжении и заставить их напасть на нас. А что будет дальше — нам было безразлично. Мы спокойно смотрели на возможный исход этого дела, как для себя, так и для той, спасения которой мы так горячо желали.

XXV

СПУСТЯ СЕМЬ ДНЕЙ

В течение последующих семи дней мы все время держались на расстоянии двух-трех миль от большого судна, на котором укрывался еврей со всей своей компанией. В безлунные ночи мы отважно неслись вперед и ближе присматривались к кораблю, выказывая полное пренебрежение неумелым пушкарям и наблюдая за всем, что мы могли увидеть на их палубе. На задней части судна находилась каюта, которую, сколько мне помнится, я считал принадлежащей Анне. Я мысленно представлял себе, как она прячется там, скрываясь от гнева еврея и оскорблений его сообщников. Как должна она была измениться и как не походила, вероятно, на ту Анну, которую я видел в бухте Дьепа, на смеющуюся маленькую Талию песчаного берега, на Анну, которая покорила меня своими серьезными вопросами, смотрела на меня глазами, полными сомнения и желания верить! Я не мог даже надеяться ни в каком случае быть героем ее романа. Она могла не знать о том, что «Белые крылья» следят за нею… Быть может, она ничего не подозревала о нашем преследовании и о том, к чему оно нас приведет.

Таковы были мои предположения, когда я следил за желтоватым огоньком, светившимся в окнах ее каюты, и говорил себе, что Анна не спит и ждет моего прихода.

Смущала нас, главным образом, нерешительность действий тех, кто управлял судном. Мы думали сначала, что они отправляются в какой-нибудь из южноамериканских портов, но они, пройдя двадцать часов по направлению к западу, остановились и легли в дрейф без всякой видимой причины, за исключением разве той, что их захватило Южно-Атлантическое течение. Каковы были их намерения, я положительно не мог себе представить. Весьма возможно, что они поджидали второе вспомогательное судно из Европы… возможно и то, что они скрывались в открытом море, и Аймроз не решался двинуться дальше. Я мог только строить догадки, но они мало помогали мне. Безымянное судно слишком ревниво хранило свои тайны, чтобы я мог овладеть ими.

Так прошло шесть дней, и наступило утро седьмого, когда я, подойдя рано утром к юту, встретил там Валаама, нашего боцмана-шотландца, который обратил мое внимание на видневшееся вдали судно и на то, что происходило на его палубе.

— Там сегодня утром что-то происходило, — сказал он, — со вчерашнего полудня, сэр, не стреляют из пушки. Может, это от радости. Не знаю наверное, но сами подумайте, ведь это замечательно.

Это было действительно нечто новое, и я вознаградил славного малого за его наблюдательность.

— Происходит это, вероятно, вследствие того, Валаам, что у них мало снарядов, — сказал я. — Не заметили ли вы еще чего-нибудь?

— Ничего особенного, сэр! Хлопнули сегодня утром раз-другой, от чрезмерного веселья, быть может. Сами слышали, вероятно, сэр! Погодите минуточку, я кое-что покажу вам.

Он занял свое место на гакаборте и пальцем, измазанным дегтем, указал на видневшееся вдали судно. День начинался, по-видимому, благоприятный. Высоко на небе виднелись кое-где перистые облачка, и ослепительные лучи солнца заливали всю поверхность тихо плещущихся вод. «Бриллиантовый корабль» находился от нас на расстоянии двух миль. Паруса его были подняты для предупреждения боковой качки, но над трубами не было видно ни малейшего признака дыма и никакого указания на то, что на нем разводят пары. Я навел свою подзорную трубу на его палубу и увидел, что вся она кишит людьми.

— Что это, — сказал я, — дерутся они, что ли, между собой?

— Ай! Скоты эти не прочь заняться таким делом!..

— И опять стреляют из ружей… Нет! Само Провидение вмешалось. Пойди и позови капитана Лорри!

Я вообще не имею привычки выказывать своих чувств, но признаюсь, что открывшееся передо мной зрелище лишило меня всякого самообладания. Я, правда, не раз уже мечтал о возможности неожиданного исхода дела, каким часто кончаются самые мрачные эпизоды