Читать книгу - "Луиза Сан-Феличе. Книга 2 - Александр Дюма"

Он поднялся в зал заседаний Директории, которая, как уже говорилось, работала круглосуточно. Двое членов из пяти спали, но трое, чьих голосов было достаточно, чтобы принимать решения, постоянно бодрствовали.

Сальвато, казалось, был неподвластен усталости; он вошел в зал, ведя за собою Пальюкеллу. Одежда молодого генерала была буквально разодрана в клочья вражескими клинками и во многих местах запятнана кровью.

Он кратко доложил о создавшемся положении, рассказал, как они с Николино и Микеле подавили мятеж, усеяв мертвецами улицу Толедо, и прибавил, что теперь может поручиться за спокойствие в городе до утра.

Микеле ранен кинжалом в левую руку и отправился делать перевязку, но рана не опасна, так что можно рассчитывать на него и дальше.

Влияние, которым Микеле пользовался в среде неаполитанских лаццарони-патриотов, делало необходимым его присутствие, так что члены Директории с большим удовлетворением услышали, что утром он вновь приступит к своим обязанностям.

Затем пришла очередь Пальюкеллы, до сих пор скромно державшегося за спиною у Сальвато.

В двух словах он рассказал, в чем дело.

Члены Директории переглянулись.

Если уж Микеле, сам лаццароне, был предан моряками.

Санта Лючии, то на кого же могли положиться они, не пользовавшиеся ни авторитетом у этих людей, ни их дружбой?

— Нам нужен верный человек, который мог бы вплавь добраться отсюда до Гранателло, — сказал Сальвато.

— Почти восемь миль, — напомнил один из членов Директории.

— Это невозможно, — отозвался другой.

— Море спокойно, хотя погода пасмурная, — заметил Сальвато, подходя к окну. — Если вы никого не найдете, я сам попробую сделать это.

Пальюкелла выступил вперед.

— Прошу прощения, генерал, — сказал он. — Вы нужны здесь. Пойду я.

— Как это пойдешь ты? — засмеялся Сальвато. — Ведь ты только что вернулся!

— Тем более: я знаю дорогу.

Члены Директории снова переглянулись.

— Если ты чувствуешь себя в силах исполнить то, что предлагаешь, — сказал Сальвато, на сей раз без улыбки, — ты окажешь великую услугу отечеству.

— Я за себя отвечаю, — заявил Пальюкелла.

— Ну что ж, отдохни часок, и храни тебя Бог!

— Мне не нужно так долго отдыхать, — отвечал лаццароне. — Кроме того, часовой отдых может все испортить. Сегодня четырнадцатое июня, теперь самые короткие ночи в году, в три часа уже начнет светать — нельзя терять ни минуты. Дайте мне второе письмо, только пусть его зашьют в провощенную парусину, я повешу его на шею, как образок Богоматери. Перед уходом я выпью стаканчик водки, и, если мой покровитель святой Антоний не переметнулся окончательно к санфедистам, генерал Скипани получит ваше послание еще до четырех утра.

— Если уж он сказал, значит, сделает, — послышался голос Микеле, только что отворившего дверь и успевшего услышать обещание Пальюкеллы.

Появление приятеля еще больше подбодрило Пальюкеллу. Письмо зашили в кусок провощенной парусины.

Затем — поскольку было крайне важно, чтобы посланец отбыл никем не замеченный, — его выпустили через окно, обращенное к морю и пробитое над самой водой. Выйдя на берег, Пальюкелла сбросил с себя всю одежду, обвязал вокруг головы штаны и рубаху и погрузился в волны.

Он был прав: приходилось дорожить каждой минутой, ведь ему надо было ускользнуть от лодок кардинала и незаметно проплыть между английскими военным кораблями.

Но все прошло как нельзя лучше; однако, утомленный предыдущими часами, которые он провел в море, Пальюкелла уже в Портичи был вынужден выбраться на сушу. К счастью, солнце еще не взошло, так что он, держась настороже и готовый при малейших признаках опасности снова броситься в воду, сумел благополучно добраться до Гранателло.

Патриоты имели все основания рассчитывать на мужество Скипани; но они знали заранее, что ничего, кроме мужества, от него ожидать не приходится.

Генерал встретил гонца приветливо, велел его накормить и напоить, уложил спать в свою собственную постель и приступил к исполнению приказа Директории.

Пальюкелла подробно рассказал ему о неудаче первой экспедиции и о том, как кардинал захватил лодку; таким образом, Скипани мог понять, — к тому же и Пальюкелла особо настаивал на этом обстоятельстве, — что кардинал знает о задуманном походе на Неаполь и будет сопротивляться ему всеми средствами. Но люди, подобные Скипани, не верят в материальные препятствия, и, так же как прежде он говорил: «Я возьму Кастеллуччо», теперь заявил: «Я овладею Портичи».

В шесть утра его небольшая армия, насчитывавшая от тысячи четырехсот до тысячи пятисот человек, уже стояла под ружьем и была готова к выступлению. Генерал прошел по рядам патриотов, остановился посреди строя, поднялся на пригорок, откуда мог видеть всех своих солдат, и заговорил с грубоватым и властным красноречием, которое вполне соответствовало его геркулесовой силе и львиной отваге. Он напомнил патриотам об их детях, женах и друзьях, оставленных на позор и поношение, воззвал к отмщению, возлагая всю надежду на мужество и самоотверженность бойцов: только от них зависит конец всех зол и угнетения! Потом он огласил послание Директории, в частности прочел то место, где Бассетти, не зная о падении замка дель Кармине, сообщал Скипани о четырех вылазках, которые будут предприняты, чтобы поддержать его продвижение, и завершил свою речь, живо изобразив, как самые верные патриоты, надежда Республики, шествуют впереди его солдат по трупам врагов.

Едва Скипани произнес последние слова, как со стороны Кастель Нуово через равные промежутки времени грянули три пушечных выстрела и все увидели, что над Южной башней, единственной, которая находилась в поле зрения Скипани, трижды появился и рассеялся в воздухе легкий дымок.

То был сигнал. Его встретили криками: «Да здравствует Республика!», «Свобода или смерть!»

Пальюкелла, с ружьем в руке, одетый только в штаны и рубаху (впрочем, до того, как Микеле возвел его в ранг своего заместителя, то был обычный наряд лаццароне), занял место в рядах сотоварищей; барабаны забили, призывая к атаке, и патриоты ринулись на врага.

А он, как мы знаем, имел приказ пропустить Скипани на улицы Портачи. Но даже не будь такого приказа, яростный натиск республиканского генерала открыл бы ему дорогу в город, если бы дорогу эту преграждали только люди.

В таком повествовании, как наше, следует черпать сведения и у врага, тем более что он уж не заинтересован в том, чтобы восхвалять доблесть противников.

Вот что говорит о страшной атаке республиканцев Винченцо Дуранте, адъютант Де Чезари, в книге, рассказывающей о военной кампании этого корсиканского авантюриста:

«Отважный командир этого отряда отчаянных храбрецов шел впереди, грозный и яростный, бешено топча землю, подобно быку, наводящему ужас своим ревом».