Читать книгу - "Гулящие люди - Алексей Чапыгин"

Когда вынесли из дома сонного воеводу, укутанного с головой в одеяло, кто-то сказал:

– Седлайте коней!

И еще голос человека в черном:

– Кирилл, отъедете берегом и не близко города, свезете доброго старика на Волгу… на ширину! В мешок камней… Неотложно сделать, пока не истекла ночь!

– Все ладно скроено, атаман, добрых людей прятать умеем. Волга примет!

Приторочив узел с воеводой, вся ватага, а с ней, среди тюремных беглецов, двенадцать воеводских холопов, двинулась берегом Волги искать атамана Разина.

Когда ватага объезжала старый город, он гудел набатом. Лаяли и выли собаки, стучали колотушки сторожей: в городе был пожар – горел между старым и рубленым городом воеводин харчевой двор. Люди копошились в улицах и переулках, брякали ведрами, стучали ушатами, кричали:

– Мужики-и!

– Откель мужики-то?

– Правежники воеводины – спустил их!

– Накормили, напоили дьяволов, да водки дали мало… за то и запалили!

– Сказывал я своим – быть беде городу-у! Монах черной прошел на воеводин двор…

– Видали того… Пошто тут монах! Мужики запали-и-ли…

– Вишь, гляньте, люди, воевода опять своих грабежников наладил куда.

– Глаз нет – то не воеводина ватага…

– Чья же?

– В скарлатных кафтанах многи да с пистолями-то помещики отгуляли у воеводы!

– И впрямь не воеводины!

– Берегом, все берегом забирают…

– Люди-и… буде вам! Идите на пожар.

– И-и-де-м!

В горнице воеводиной при свете лампады у образа Спаса и царского портрета над столом, теперь без хозяина оставленной, сидела Домка, опустив на бархатный саян, на колени, могучие руки. Голова склонена на грудь. В горницу в узкую дверь пролез Сенька в монашьем платье.

– Все ладно, Домна, – сказал он, садясь с ней рядом на лавку.

Домка, не подымая головы, сказала:

– Сидит в потемках! Мои руки топырились: «Задушу богорадного!» Ушла – так мекала, без меня сделают… перво сторожа кончить, а там и стрельца! – Она подняла голову, хмуро взглянула боком на Сеньку.

Сенька молчал.

Она продолжала:

– Вы же, сказали мне – десятника убрали, пошто же богорадной цел, пошто?

– Богорадного, баба, убить – тебе же лихо сделать! – ответил Сенька. Помолчал, и Домка молчала. Сенька прибавил: – Наедут власти, кто же за тебя станет? Богорадного первого призовут… Я бы стрельца убил, не вводя в тюрьму, но тогда пало бы пятно на тебя… богорадной ведь знал – ты привела меня!

– Вот за то и убить его!

– Богорадной упрям, он зачнет говорить властям: не она-де опоила стрельцов и сторожей, а я заводчик всему! Холопьи женки тебя не любят, могут оговорить… поваренок видок есть… Богорадного показ все покроет! Тоже знает он, что меня воевода из тюрьмы спущал на грабеж и по городу… Его показ – дороже его смерти! Ведомо ему и то – воевода верил тебе да богорадному.

– Да? Ой, Семка, ведь правда твоя!

Сенька вынул из пазухи сверток, передал Домке.

– Вот бумага… На ней писана твоя и иным холопам отпускная с подписом воеводы. А где письмо, кое писал я воеводе на скамье окованный?

Домка улыбнулась:

– Это то, что писано в ночь, когда мы дрались с тобой?

– То…

– В подголовнике у воеводы, видала, он сам чего-то писал в ём… Подголовник в подушках на кровати.

– Достань.

Домка привычно разрыла подушки, вытащила плоский конусный ящик, открыла его, достала письмо, подала. Сенька проглядел письмо, свернув, передал Домке:

– Пускай лежит… оно тоже будет к твоему оправданию.

– Слышала, нынче за столом сказал: «Дам ее Москве!» – меня, а все же в его крови я замарана…

– Крови старика не прольют…

– А как? Ужели жива оставят?

– Утопят в Волге.

Домка перекрестилась. Минуту она сидела с опущенной головой, потом вскочила с лавки: