Читать книгу - "Исполняющий обязанности - Евгений Васильевич Шалашов"

материальные ценности (дорогую мебель, картины), но и часть архива Центрального отделения по охранению общественной безопасности и порядка, в просторечии именуемого «охранкой» и передал их в Стэнфордский университет. А вот что именно он вывез, сколько, еще предстояло узнать. А то, что пока документы пребывают в Париже, я знал. Я уже как-то упоминал, что не очень-то опасался, что выплывут какие-то материалы, компрометирующие руководство Советской России (если бы выплыли, то в будущем бы об этом знали), но меня раздражал тот факт, что какая-то заокеанская сволочь станет хранить наши исторические источники. Это наши документы и их должны исследовать наши историки!

Университет Стэнфорда — вернее, научно-исследовательский Институт Гувера при университете, основанный будущим президентом США как центр, по изучению Первой мировой войны, стал Институтом, изучающим проблемы войны, революции и мира.

В мое время, институт Гувера, прикрываясь «академической» оболочкой, на самом деле ведет чисто политическую деятельность, изучая проблемы, которые помогают Соединенным штатам проводить свою политику во всем мире. А здесь и методика проведения «цветных» революций, и подготовка проамериканских лидеров, и работа с агентами влияния.

Ладно, что в институт Гувера попали архивы Керенского и Врангеля, бумаги, имеющие отношение к Л. Г. Корнилову и В. Н. Коковцеву, множество иных персональных дел, но там еще и копии документов, имеющих отношение к коммунистической партии СССР, которые, по приказу товарища Ельцина, были переданы в Конституционный суд, должный объявить вне закона КПСС. Понимаю, что у Ельцина имелась своя задача — представить деятельность КПСС, как деятельность преступной организации, поэтому подборка документов была чрезвычайно тенденциозной. Следовало продемонстрировать, что в СССР было полное пренебрежение к правам человека и международному праву. Далек от мысли представить нашу коммунистическую партию как «мягкую и пушистую» организацию, но если подбирать документы, руководствуясь только идеей очернительства, то можно так подобрать и скомпоновать, что КПСС покажется куда хуже, нежели НСДРПГ. Это во-первых. А во-вторых, мне не нравится, когда наши отечественные документы (пусть даже в копиях!), очерняющую нашу действительность и бросающую тень на прошлое, становятся достоянием наших врагов. Информация — тоже оружие.

— Надо будет как-нибудь встретиться, — кивнул я. — Может, согласуете с ним встречу где-нибудь в кафе?

— Олег, ты это серьезно? — прищурился тесть. — Ты собираешься назначить Маклакову встречу в кафе?

— А что, он такая большая фигура, чтобы отказываться зайти в кафе и поговорить о делах?

— А при чем здесь Маклаков? — усмехнулся граф Комаровский. — Василий Александрович, хотя и считает себя полномочным посланником, на встречу с тобой прибежит.

— И что тогда? — удивился я.

— Это тебе, дорогой мой, невместно бежать в кафе и встречаться с каким-то Маклаковым, который неизвестно кого или что представляет.

Я хотел было сказать — какая ерунда! Но подумав, сообразил, что Андрей Анатольевич абсолютно прав. Одно дело начальник торгпредства, которому по должности положено носиться по Парижу, искать выгодные контракты и совсем иное, если я выступаю в роли посланника Советской России. Если мы пересечемся с Маклаковым хотя бы в кафе, то получается, что сама страна Советов распивает кофий с экс-посланником, ярым вражиной, что помогал всем антисоветским силам.

Беда с должностью. И все излишние передвижения придется прекратить, потому что за послом присматривает не только полиция, как за торгпредом, а еще и простые обыватели, и журналисты. И что, мне придется сидеть в посольстве и встречаться лишь в кабинете? Как же. А кто будет разведкой заниматься? Надо будет принимать дополнительные меры предосторожности, вот и все. И искать иные возможности для встреч и контактов.

— А что за человек Маклаков? — спросил я, надеясь получить от тестя какую-то информацию, способную дать компромат на бывшего посланника Временного правительства.

Увы, Комаровский ничего нового не сказал.

— Из адвокатов, записной либерал, депутат Государственной Думы. Свою карьеру построил благодаря ораторскому мастерству. Например, благодаря его красноречию и критике доказательств, собранных обвинением, был вынесен оправдательный вердикт Бейлису, которого обвиняли в убийстве русского мальчика.

Это я помнил. Помнил еще и то, что Василий Александрович неоднократно защищал революционеров. Нужно сказать, что делал это довольно успешно, потому что в таких делах он умело подменял правовой анализ революционной риторикой. Словом, Маклаков был профессионалом очень высокого уровня, а еще числился бессребреником, из тех, что делали себе имя на скандальных, но убыточных процессах, а деньги зарабатывал на ведении дел богатых клиентов. В общем-то, похвально. С богатого клиента грех не содрать лишнюю денежку, но вот брался ли Маклаков за невыгодные, но рядовые дела, это вопрос другой.

В кабинет тестя вошла теща. На сей раз явилась чинно, как и подобает графине. Окинув нас просветленным взором, уселась рядом. Поймав мой встревоженный взгляд, успокоила:

— Спят обе. И Наташа, и малышка. Все поменяли, перестелили, — Перекрестившись, Ольга Сергеевна сказала: — Ух, слава тебе Господи. Думала, уж никогда внуков не дождусь. Нынче же схожу в церковь, свечку поставлю.

Кивну на коньяк, тесть спросил:

— Выпьешь?

— Спасибо, что-то не хочется, — отказалась теща. Переведя взгляд на меня, спросила: — Володя, а зачем вам с Наташей ребенок?

Если бы я держал рюмку, то выронил бы. Даже не обратил внимание, что графиня опять нарушила конспирацию.

— Как понять, зачем нам ребенок? — вытаращился я — А разве детей рожают зачем-то?

— Нет, я сейчас не про то, — отмахнулась теща. — Я к тому, что и ты, и Наталья — люди государственные. Ты вон, целым послом стал, а Наташка, как после родов в себя придет, опять начнет по своим собраниям да заседаниям бегать. Как вы ребенка-то собираетесь воспитывать? А как растить?

— Да как все воспитывают, так и мы, — пожал я плечами. Вспомнив про Артура, сказал: — У моего друга — а у него работы не меньше, чем у меня, даже побольше, своих двое, да жена еще девочку на вокзале подобрала. Живут они, пусть не богато, но счастливо.

— Олег, — наморщила лоб теща, верно, вспоминая мое нынешнее имя. — Не обижайся, но твой друг — это твой друг. Как он своих детей растит, мне не интересно. Ты мне еще можешь сказать — мол, а как это в крестьянских семьях по восемь да по десять детишек выращивают? Знаю, выращивают. Один умрет, второго народят. Но это не мои дети, чужие. А девочка, которую Наташка сегодня родила — моя внучка. Не хочу, чтобы вы ее в Россию увезли, а там, чтобы девочка сиротой осталась.

— Ольга Сергеевна, да почему сиротой?

— Оленька, а ты Олегу прямо скажи, без обиняков, — вмешался тесть. — Дескать — для девочки будет гораздо лучше, если ее станут воспитывать бабушка с дедушкой.

Вот те на… Налицо семейный заговор. Тесть и теща договорились. Я пока не стал ничего говорить, а просто сидел, поглядывая то на тестя, то на тещу.

— Олег, мы тебя очень любим, а уж про Наташу-то и говорить не стану, — вздохнула Ольга Сергеевна. — Ты человек очень добрый, хоть и большевик. Но ты нас пойми… Сколько мы слез выплакали, пока Наташка наша по тюрьмам да ссылкам моталась. Уж сколько денег на адвокатов ухлопали даже говорить не буду. И то, что некоторые родственники и друзья разговаривать перестали, а мои родители завещание переписали, чтобы мать террористки наследство не могла получить! Да бог с ним, с наследством, но какая же Наташка террористка? И сын наш, Виктор… — теща утихла, потом молча заплакала.

Андрей Анатольевич не стал ничего говорить, а встал и молча обнял жену. Сын у них погиб в русско-японскую. Вроде бы, сколько уже лет-то прошло? Но такие раны не заживают.

Ольга Сергеевна немного успокоилась, потом грустно сказала:

— Андрея два раза со службы хотели уволить, даже в чине отказали. Он же в отставку подал, когда заявили, что большевики, мол, немецкие шпионы, а те, кто их родственники, этих шпионов покрывают. И нужно чистку устроить в МИД.

Ну вот, а говорили, что царское правительство не мстило родственникам революционеров. Впрочем, дело-то здесь не в правительстве, как в таковом, а в отдельных людях. Какой-нибудь начальник в МИД не дал моему тестю очередной чин. Что там за статским советником-то идет? Не то действительный тайный, не то действительный статский советник. Не помню. Зато понял причины, по которым Андрей Анатольевич не стал служить Временному правительству. И я с ним полностью солидарен. Возможно, большевики и брали какие-то деньги у немцев, но их шпионами они точно не были. Да и не уверен, что Германия могла в семнадцатом году что-то дать. Давать по мелочи — смысла нет, а по-крупному, так жалко.

Графиня Комаровская продолжила:

— А недавно, когда