Читать книгу - "Обелиск на меридиане - Владимир Миронович Понизовский"

нос воротят: «Буфер!», «Япошкам-китайцам Россию распродавать!». А какую Россию? Да я б нынешнюю, большевистскую, — всю, хоть оптом, хоть в розницу!.. А Чжан Сюэлян в уплату за разрешение на формирование русских частей требует уступить ему лишь КВЖД. Всего-то и делов! Ну и черт с ней, с этой дорогой!.

— А что же Николай Николаевич?

— Созывал совещание. Решил дать согласие. А ежели с «буфером» получится, использовать его в русских интересах. — Штаб-ротмистр поднял рюмку, любовно поглядел на просвет. — Вот туда-то я и подаюсь. С особыми полномочиями. Через Сингапур, Шанхай. Экзотика!.. «В бананово-лимонном Сингапуре, в бурю…» Давай! Я — туда, ты — сюда! В пасть чека!

Он опять хохотнул.

— Нет… — придержал рюмку Путко. — Я пока не могу… Не потому, что боюсь. Личные обязательства.

— Баба? Что-то мы не знали…

— Но у меня есть на примете надежный парень, — резко перебил Антон. — Мичман. На Черном море служил, еще у адмирала Колчака. Бароном Врангелем отмечен. Теперь в одном цеху лямку тянем.

— Имя, фамилия?

— Никита Трепов.

— Из тех?

Ныне в эмиграции пребывал сенатор Александр Федорович Трепов, сын того самого Трепова, генерал-губернатора Москвы, который в пятом году, в дни восстания на Пресне, изрек сакраментальную фразу: «Патронов не жалеть, пленных не иметь!»

— Точно не знаю. Но могу за Никиту поручиться.

— Познакомь. — Мульча разлил остаток водки. — Хоть и мичмана… Люди нам нужны. Чтобы действовать снаружи и изнутри. — Он посмотрел на Антона трезвыми глазами.

— Ты все понял, Никита? Запомнил телефоны? Повтори.

Темень растворяла их фигуры.

— Не бойся. Все будет, как я тебе говорил. Даю слово. Давай обнимемся, друг. Ни пуха!..

— К черту! К черту!..

Глава девятая

Чан Кайши распахнул балконную дверь.

Всю ночь бушевал ливень. Сейчас дождь прекратился, но воздух был тяжелым и влажным. Сквозь него, как сквозь вату, приглушенно долетали щелчки редких выстрелов.

Выстрелы не тревожили. Наоборот, они — будто хлопушки, поджигаемые в дни праздников и жертвоприношений.

Чан Кайши дождался своего праздника. Испытывает он ту упоительную радость торжества, какую предвкушал?.. Да! Наконец-то он осуществил то, к чему стремился и готовился всю жизнь. Он «оседлал тигра»! И все же на душе тревожно. Это чувство преследует вот уже полтора года — с того самого дня, когда он открыл свои карты. Со дня шанхайского переворота. Вспять уже не повернешь. Со спины тигра не спрыгнешь, смертельны его клыки и когти. Значит, коль оседлал — вцепись в жесткую шкуру и держись!..

Внизу, под балконом, поскрипывал гравий под ногами рослых телохранителей-бодигаров. Он в безопасности. Хотя, конечно, никто не может быть в полной безопасности в этом поднебесном мире. Сколько проклятий обрушилось на его голову за эти последние месяцы — больше, наверное, чем капель в ночном ливне. «Предатель», «изменник», «палач»!.. Вода. Капли ливня на скале. Вода испаряется, камни остаются. Эти бодигары — не только солдаты его личной гвардии, его «когти и зубы». Они — ученики «Великого дракона», а если «Великий» не разгневается, то и волоса не упадет с головы Чана. Пока все складывается так, как он того хотел: генералы его армии и генералы противника, англичане и японцы, французы и американцы, компрадоры и хозяева концессий и сеттльментов — все будто несутся в вихре вокруг него, а он, как стержень волчка, один устоял в этом верчении. Смело́ даже Чжан Цзолиня, а он устоял!..

Почему-то вспомнилось: лет пять назад, в первую их встречу, Мэйлин сказала: «Я выйду замуж за генерала. Но это будет не генерал «гоу-юй»[3], а знаменитый генерал!» Тогда его еще можно было считать «собакой-рыбой», он ничем не был знаменит. Зато теперь о нем знает каждый. Не только в Кантоне или Шанхае — во всем мире! Мало тех, кто произносит его имя с восхищением, большинство — с ужасом. Зато произносят. И ныне каждый житель Китая — от Великой стены до Тонкинского залива — «да повинуется со страхом и трепетом!»[4]. И строптивая Мэйлин — теперь его жена!..

Сейчас за спиной Чан Кайши, в кабинете, у развернутой карты, начальник генерального штаба Бай Чунси продолжал бубнить:

— …«армия умиротворения» без боев отошла за Великую стену. Наши войска закрепляются вокруг Пекина. Одновременно проводятся облавы на коммунистов…

И здесь — коммунисты! Полтора года, как он начал с ними непримиримую борьбу. Разгромлены коммунистические части Е Тина, Хэ Луна и Чжу Дэ, поднявшие восстание в Наньчане и пытавшиеся пробиться на Юг; подавлена «Кантонская коммуна». А коммунистические ячейки — как поросли бамбука. Корни бамбука, узловатые, суставчатые, жестко сплетены под землей. Если их выдрать, они напоминают сочленения кактуса. Кажется, высохли в безводной земле. Но то тут, то там выбрасывают светло-зеленые побеги, стрелками пробивающие твердый наст. Столько отрубленных голов выставлено в клетках для устрашения, каждый день вершатся казни — но все равно пробиваются ростки… Еще тогда, при подавлении «Кантонской коммуны», Чан Кайши приказал схваченных коммунистов завертывать в хлопок, обливать керосином и сжигать; всех стриженых женщин тоже считать красными и расстреливать на месте. С тех пор остается в силе его приказ: «Уничтожать коммунистов до последнего человека!» Не щадить никого! Иначе — крах карьеры. Крах планов, которые он так долго и так тайно вынашивал.

Он снова прислушался.

Рядом с его дворцом находился дивизионный плац. С балкона было видно, как из длинного безоконного сарая солдаты по одному выводят обнаженных до пояса людей. Кто идет сам, кого волокут под руки. В центре плаца — столб. Перед ним сейчас блестит лужа. Человека привязывают спиной к столбу. Выстрел — и голова падает на грудь. Ни голосов, ни топота шагов. Доносятся только щелчки… Как потрескивание бамбуковых хлопушек. Больше хлопушек — веселее праздник. Их треск отгоняет злых духов и приносит счастье. Враги — как тростник, который рубят на костры для жертвоприношений. Дымы от сожженных жертв поднимаются к небу и достигают обители духов. Духи — покровители Чана должны быть довольны: он не скупится на жертвоприношения в свой праздник, длящийся уже полтора года…

— Однако Чжан Сюэлян начал возводить за Великой стеной оборонительные сооружения на рубежах… — Бай Чунси вел указкой по карте, перечисляя названия холмов, рек и населенных пунктов. — Судя по этим данным, маршал готовится к затяжным оборонительным боям, если мы, согласно нашему плану, продолжим дальнейшее наступление на Север, на Мукден…

— Он может угомониться: на Мукден мы не пойдем, — повернулся наконец от балкона Чан Кайши.

Бай Чунси с удивлением воззрился на главнокомандующего. Но тот не стал дальше развивать свою мысль.

Начальник штаба начал свертывать карту в рулон. Однако покинуть кабинет не спешил. С молчаливым поклоном положил перед Чаном конверт, заляпанный почтовыми штемпелями.

Несколько исписанных иероглифами листков. Чан