Читать книгу - "Молодые невольники. Смертельный выстрел. - Майн Рид"

что Голах сильно нуждался в провизии и ему необходимо было как можно скорее возобновить ее запасы, он решился провести весь этот день у источника. Крумэну удалось узнать, что шейх решился поступить таким образом, боясь враждебных действий со стороны новоприбывших.

— Если он их боится, — заметил Гарри, — так, по-моему, он должен уходить отсюда как можно скорее.

Крумэн отвечал на это, что если предположение Голаха верно и арабы действительно занимаются грабежом в пустыне, то они не тронут Голаха, пока он будет стоять у колодца.

Крумэн говорил правду: разбойники никогда не нападают на свои жертвы в харчевне, а всегда на больших дорогах, пираты не грабят кораблей в гавани, а непременно в открытом море. То же самое повторяется и в великом песчаном океане — Сахаре.

— Я бы очень хотел, чтобы эти арабы оказались разбойниками и чтобы они отбили нас у Голаха, — сказал Колин, — может быть, они согласятся отвести нас на север, где рано или поздно за нас заплатят выкуп; если же нас поведут в Тимбукту, как заявил нам Голах, то мы никогда не выберемся из Африки.

— Об этом следует подумать теперь же. Каждый день пути к югу удаляет нас от нашей родины и уменьшает надежду возвратиться когда-нибудь домой; может быть, эти арабы могут нас купить и отвести на север. Что, если мы попросим крумэна поговорить с ними об этом?

Все согласились с этим мнением. Подозвали крумэна и сообщили ему о своем плане, на что крумэн ответил, что никто не должен видеть, когда он будет говорить с арабами. Он сказал при этом то же самое, что заметили и сами мичманы еще раньше. Голах и его сын не теряли их из виду, и потому едва ли удастся найти случай поговорить с арабским шейхом.

Пока крумэн говорил с ними, арабский шейх направился к колодцу. Невольник встал и осторожно стал приближаться к нему, но Голах его увидел и с угрозой приказал вернуться назад, африканец не особенно торопился повиноваться и сделал вид, что пьет.

Вернувшись назад, крумэн передал Гарри, что ему удалось все-таки поговорить с новоприбывшим шейхом и сказать ему: «Купите нас, вы возьмете за нас потом хорошие выкупы». На это шейх отвечал: «Белые невольники — собаки, они не стоят того, чтобы их покупать».

— Значит, у нас нет никакой надежды! — грустно проговорил Теренс.

Крумэн покачал головой, как будто не разделяя мнения, только что высказанного молодым О'Коннором.

— Как! Вы думаете, что еще есть какая-нибудь надежда?

Невольник сделал утвердительный знак.

— Как? Каким образом?

Крумэн отошел от них, не дав никакого объяснения.

Когда солнце собиралось садиться, арабы сняли свои палатки и ушли по направлению к высохшему колодцу, который Голах и его караван только что покинули. Как только они исчезли за холмом, сын Голаха взобрался на вершину холма и оттуда следил за арабами, пока женщины и дети навьючивали верблюдов и складывали палатки.

Дождавшись, пока ночь спустилась на землю, Голах отдал приказ продолжать путь по направлению к юго-востоку; этим путем он удалялся от берега и отнимал у невольников всякую надежду когда-нибудь вернуть себе свободу.

Крумэн, напротив, был, по-видимому, рад, видя, что они едут этой дорогой.

Несмотря на ночное путешествие, Голах все еще боялся, что его нагонят арабы, и поэтому стремился уйти как можно дальше от места последней стоянки. Он сделал привал только тогда, когда солнце уже часа два стояло над горизонтом. Фатима, его любимица, какое-то время шла около него и говорила с ним очень оживленно. По жестам и выражению лица хозяина видно было, что он выслушивал важное известие.

Как только палатки были расставлены, он приказал негритянке, матери ребенка, которого нес Колин, подать ему мешок с финиками, которые ей поручено было сохранять.

Женщина встала и повиновалась, но при этом дрожала всем телом. Крумэн бросил на белых невольников взгляд ужаса, и хотя последние не поняли приказа Голаха, но почувствовали, что сейчас произойдет что-то ужасное.

Женщина подала мешок, оказавшийся наполовину пустым.

Финики, которые раздавались невольникам три дня тому назад еще возле иссохшего колодца, были взяты из другого мешка, хранившегося у Фатимы.

Значит, мешок, который в эту минуту подавала Голаху вторая жена, должен быть нетронутым, и Голах спросил, почему мешок наполовину пуст.

Негритянка с дрожью отвечала, что она и ее дети ели финики.

Услышав этот ответ, Фатима насмешливо засмеялась и произнесла несколько слов, заставивших задрожать негритянку.

— Я переведу вам, — сказал крумэн, сидевший возле мичманов, — что сказала Фатима Голаху: «Собака-христианин поел финики». Голах убьет и его, и жену.

По законам пустыни, нет большего преступления, чем похитить у путешественников пищу или воду или же, путешествуя с другими, есть или пить потихоньку от своих спутников. Неумолимый закон пустыни строго наказывает виновных.

Провизия, которую отдают на сохранение кому-нибудь, должна быть сохранена даже в том случае, если бы для этого пришлось пожертвовать жизнью.

Ни при каких обстоятельствах такое доверенное лицо не имеет права располагать ни малейшей частицей пищи без общего согласия и всё должно быть разделено поровну.

Если Фатима сказала правду, то преступление, совершенное негритянкой, само по себе было настолько велико, что она могла быть осуждена на смерть, но, как оказалось, вина ее была еще больше…

Она покровительствовала невольнику, собаке-христианину, и возбудила ревность своего повелителя.

Фатима казалась счастливой, потому что, по меньшей мере, надо было случиться чуду, чтобы спасти жизнь второй жены, ненавистной ей соперницы.

Вытащив свою саблю и зарядив ружье, Голах приказал невольникам сесть на землю в одну линию. Этот приказ был немедленно выполнен.

Сын Голаха и другой страж стали против них тоже с заряженными ружьями. Им было приказано стрелять во всякого, кто встанет. Тогда шейх направился к Колину и, схватив его за темно-русые кудри, оттащил в сторону и оставил там одного.

Голах роздал затем порцию шени всему каравану, за исключением негритянки и Колина.

Шейх считал излишним давать пищу тем, которые должны умереть; между тем видно было, что он еще не решил, каким образом предать их смерти.

Оба стража, с ружьями в руках, зоркими глазами следили за белыми невольниками, пока Голах разговаривал с Фатимой.

— Что же нам теперь делать? — спросил Теренс. — Старый негодяй придумывает какую-нибудь мерзкую шутку, но как ему помешать исполнить, что он задумал? Не можем же мы позволить ему убить бедного Колина?

— Надо действовать немедленно, — сказал Гарри, — мы и так слишком долго ждали. Скверно только, что мы отделены от остальных невольников!.. Билль, что ты нам посоветуешь?

— И сам не знаю, что