Читать книгу - "Связанные - Олли Ярвинен"

Перья секретарей, уже готовые вывести на пергаментах устрашающий приговор, растерянно замерли в воздухе. Двор крепости наполнился вздохами облегчения и первым, пока ещё совсем робкими улыбками. Эйдон, будь у него возможность, тоже бы улыбнулся: не было сомнений, что отныне прощёные жители Формо будут с готовностью повторять ту версию событий, которая позволила им избежать сурового наказания — а со временем и сами безоговорочно в неё поверят.

Впрочем, далеко не всё было так радужно. Взгляд Эйдона на миг задержался на вспылившем ранее торговце. Как ни старался, капитан так и не вспомнил его лица, из чего следовало, что этот человек был в числе тех, кто получил прощение. Между тем коренастый бородач, хоть он и растерял изрядную долю гонора, не выглядел особенно счастливым. Скорее наоборот — подозрительно щурил глаза и бросал недовольные взгляды в сторону веселящихся односельчан. Почувствовав на себе внимание Эйдона, торговец заставил себя поклониться, и почтительной скороговоркой забормотал:

— Да продлят Великие силы дни наших господ и покровителей, добродетельных и милосердных. — он выпрямился и посмотрел Эйдону прямо в лицо. — И пусть я рискну лишить себя как первого, так и второго, я позволю себе заговорить о том, о чём предпочли позабыть другие. Или Его сиятельство прикажет мне замолчать? — с вызовом закончил он и, не обращая внимания на раздающиеся со всех сторон шиканья, скрестил руки на груди.

— Продолжай, — Эйдон сделал пригласительный жест. В каком-то смысле этот упрямый торговец, сам того не ведая, играл ему на руку — позволял всё прояснить и заранее пресечь будущие сплетни и кривотолки.

Бородач выступил вперёд и раздражённо повёл плечом, словно отмахиваясь от раздающихся со всех сторон предупредительных шорохов, шиканий и покашливаний; обернулся, обводя односельчан презрительным и слегка насмешливым взглядом, после чего резко развернулся на пятках и бросил в сторону Эйдона:

— Я видел! Прошлой ночью госпожа поймала летящий в неё камень с такой лёгкостью, словно тот сам бросился ей в руки. Тогда я сказал себе: «Госпожа обучалась владению оружием», и этим объяснил себе её ловкость. Но рука, Ваше сиятельство! Рука, которая попросту исчезла, когда госпожа прикоснулась к амулету почтенной Киды! Амулет не ошибается. А чем объяснить то, что госпожа бесследно исчезла и тут же появилась в другом месте? И наконец, клянусь всеми Великими силами, куда пропала госпожа и её слуга?

— Не слушайте его, Ваше сиятельство, — с дрожью в голосе заговорила бледная женщина из мастеровых, одетая в тёплую безрукавку из толстой овечьей шерсти. — От страха совсем голову потерял, сам не ведает, что несёт. Все знают, что вельменно доступно больше других…

Эйдон сурово сдвинул брови, и женщина испуганно ойкнула и тут же смолкла, ухватившись за рукав бородатого торговца. Впрочем, внутренне капитан удовлетворённо улыбался: хорошо, если этот вопрос, как и ответ на него, прозвучит сейчас, а не через пару дней после того, как гвардейцы отправятся в путь.

— Ты глуп, если не сумел разгадать этого самостоятельно, — надменно усмехнулся Эйдон, продолжая играть свою роль. — Разумеется, Её светлость сведуща в магии, как ещё она смогла бы сражаться с чудовищем? Её слуга и помощница также не лишена дара и таланта.

— Но… но ведь амулет… — упрямо твердил торговец. — Я же сам видел, как…

— Иллюзия. Сразу несколько, если точнее; амулет нарушил конструкцию — со стороны это порой выглядит самым причудливым образом, — с неколебимой уверенностью профессионального афериста заявил Нильсем. — Или ты думал, вельменно станет дожидаться, пока какой-нибудь свинопас не дотянется до неё вилами? Достаточно и того, что Её светлость проявила невероятное терпение, пытаясь вас образумить. Что ж, оказалось, вы не способны услышать голос разума… Радуйтесь, что госпожа из доброты своей предпочла отвести вам глаза и немедленно покинуть Формо в сопровождении своей спутницы и доверенного гвардейца, а не испепелила вас на месте.

Рыжебородый не ответил — только разглядывал гвардейцев заметно округлившимися и остекленевшими глазами. В этот момент до него, кажется, дошло, что, как бы ни хотелось обратного, покушение на вельменно было абсолютно реальным и что двух мнений на этот счёт быть не могло. Несколько мгновений спустя бородача, к которому так и не вернулся дар речи, подхватили под руки и проворно спрятали в толпе — очевидно опасаясь, что тот вновь попытается сболтнуть лишнее.

В дальнейшем суд вершился быстро и без проволочек. Мужчина, первым бросивший в вельменно камень, получил тринадцать ударов плетью, после чего его на два года должны были заключить в колодки. Своим весом эта неповоротливая и невероятно неудобная конструкция не только постоянно напоминала заключённому о его преступлении, но и не позволяла ему выполнять даже самые простые действия: ни переодеться, ни помыться, ни почесать за ухом — и даже то, сумеет ли он поесть, целиком и полностью зависело от милости соседей и случайных прохожих. На что, впрочем, можно было рассчитывать далеко не всегда, поскольку преступление и приговор осуждённого обычно вырезали с обеих сторон деревянных брусьев, образующих верхнюю и нижнюю часть колодок.

То же наказание присудили и женщинам, мастеровой и торговке, которые позволили себе спорить с госпожой в вызывающей и оскорбительной манере. Впрочем, в последний момент, «ради соблюдения приличий», плеть и колодки заменили обычным запретом заниматься своим ремеслом в течение трёх лет и штрафом в размере годового налога.

Другой торговец, который поднял оружие на вельменно, но, к своему счастью, так и не решился пустить его в ход, отделался ссылкой на западную границу без права вступать в армию и служить в дозорах. Там всегда требовались свободные руки, и толковый человек, обученный грамоте и счёту, без дела не останется. Не обделили вниманием и подвыпившего ополченца, того самого, который собирался оговорить своего несостоявшегося тестя — полдюжины дней в заключении за пьянство на посту и десять ударов палкой по пяткам за ложь должны были его образумить.

— Что ж, настал и твой черёд, — Эйдон обернулся к пожилой женщине — той самой Киде, которая так настаивала на проверке вельменно. С ней было сложнее всего: обычая требовал с «уважением и пониманием» отнестись к возрасту подсудимого. Кроме того, не следовало забывать и о том, что слишком суровое наказание в любой момент могло превратиться в смертный приговор.

— А я всё думала, когда обо мне вспомнят, — подбоченилась старуха. — Давайте, Сиятельство, не затягивайте. Только знайте, ремесла у меня нет, денег тоже, самое больше монета медная под ковёр закатилась, дочь с мужем уехала, и я под пыткой не скажу в какую сторону, а сын погиб, сгинул, получается, на одной из ваших дурацких войн. Так