Читать книгу - "Могикане Парижа. Том 1 - Александр Дюма"

Господин Жакаль забился в угол кареты; Сальватор устроился в другом.

Карета стремительно приближалась к Парижу.

Вопреки тому, что Сальватор сказал, садясь в нее, он, казалось, решил не прерывать размышлений г-на Жакаля. Но он не сводил с него насмешливого, почти презрительного взгляда. Господин Жакаль встречался с ним всякий раз, как поднимал глаза.

Однако настала минута, когда объяснение, которого, по-видимому, ждал от него Сальватор, стало казаться полицейскому менее неловким, чем такое молчание.

Он поднял, снова опустил очки, потом с возрастающей энергией втянул в нос две-три понюшки табаку, наконец решился и окликнул комиссионера.

— Вы, кажется, собирались поговорить со мной о Вальженезах, господин Сальватор?

— Я хотел спросить, дорогой господин Жакаль, что заставило вас так резко изменить мнение об этой девочке… Надо ли говорить, как это называется, господин Жакаль?

— Тише!.. Мы не одни: вы человек благоразумный, не чета влюбленному…

— Кто вам сказал?

— Ну, во всяком случае, вы не влюблены в похищенную девицу. Стало быть, головы не теряли и можете понять…

— Я и так отлично все понял.

— Что именно?

— Что вы испугались, дорогой господин Жакаль.

— Клянусь, вы угадали! — вздохнул полицейский, имевший, по крайней мере, смелость признаться в малодушии. — Когда эта девица себя назвала, меня бросило в дрожь!

— Господин Жакаль! Я полагал, что первая статья Кодекса гласит: «Все люди равны перед законом».

— Дорогой господин Сальватор! Этими статьями открываются все кодексы, так же как все королевские ордонансы начинаются словами: «Карл, Божьей милостью король Франции и Наварры». Людовик Шестнадцатый тоже любил такие обороты, а голову ему все-таки отрубили! Где вы усматриваете «милость Божью», дорогой господин Сальватор, в том, что произошло на площади Революции двадцать первого января тысяча семьсот девяносто третьего года в четыре часа пополудни?

— Стало быть, за то, что вы обвинили в похищении девушку, — она, как вы отлично знаете, действительно замешана в этом деле и способна, по вашему убеждению, когда-нибудь совершить еще более тяжкое преступление, — вы уже представляете, как вас сместили, заключили в тюрьму и — кто знает? — удавили в вашем каземате, как Туссен-Лувертюра или Пишегрю?

— Не шутите, господин Сальватор, клянусь честью, я действительно подумал обо всем этом.

— Так, значит, Вальженезы очень могущественны?

— Ах, дорогой мой! Маркиз пользуется доверием самого короля, кардинал — папы, а лейтенант…

— … самого дьявола! — закончил Сальватор. — Понимаю! И все они, к тому же, являются членами какого-нибудь общества, не так ли?

Господин Жакаль посмотрел на Сальватора.

— Думаю, что так… — продолжал тот. — Во всяком случае, именно маркиз, если не ошибаюсь, покровительствует коллежу Сент-Ашёль, а во время последнего крестного хода нес одну из кистей балдахина.

— Как странно! — заметил Сальватор. — А я-то думал, что иезуиты — выдумка «Конституционалиста»!

— Да, как же! — бросил г-н Жакаль с таким видом, словно хотел сказать: «Бедный юноша, до чего вы наивны!»

— Значит, вы полагаете, дорогой господин Жакаль, — продолжал Сальватор, — что с Вальженезами лучше не связываться?

— Вы знаете басню о том, как столкнулись два горшка, глиняный и чугунный и что из этого вышло?

— Да.

— Ну, вот и делайте вывод.

— Скажите, разве у главы семейства, скончавшегося пять или шесть лет тому назад, не было детей? — спросил Сальватор. — Почему все его состояние перешло к брату?

— Точнее сказать, он никогда не был женат, — заметил г-н Жакаль.

— Ах да, припоминаю… Там, кажется, была какая-то история с внебрачным сыном, которого собирались усыновить или признать, но это так и не было сделано.

Господин Жакаль искоса взглянул на Сальватора.

— Откуда вам это известно? — спросил он.

— В нашей профессии, — продолжал комиссионер, — как бы малонаблюдателен ни был человек, он знает много любопытного! Мне доводилось носить письма от одной красивой дамы некоему господину Конраду де Вальженезу, который жил на Паромной улице… если не ошибаюсь, в том же доме, где теперь проживает маркиз.

— Верно! — подтвердил г-н Жакаль.

— Это темная история, не правда ли?

— Не для всех, — сказал г-н Жакаль с самодовольным видом.

— Понимаю, — улыбнулся Сальватор, — не для тех, кто «нашел женщину»!

— Нет, тут случай исключительный: женщины в этом деле не было, — возразил полицейский.

— Кто же был? Видите ли, дорогой господин Жакаль, когда ваш знакомый молодой человек, красивый, богатый, довольный жизнью, вдруг исчезает, недурно бы узнать, что с ним сталось.

— Это вполне справедливо, тем более что я могу вам сказать все или почти все.

— Ваше «почти» очень похоже на мысленную оговорку! Уж не довелось ли вам, случайно, тоже нести кисть балдахина в этой знаменитой процессии Сент-Ашёля?

— Нет, черт возьми! — вскричал г-н Жакаль, — я боюсь иезуитов. Я их защищаю — услуга за услугу; я им даже иногда повинуюсь, но не люблю их. Я сказал «почти», потому что в нашей профессии не всегда можно говорить все что знаешь.