Читать книгу - "Месть палача - Виктор Вальд"

– У меня есть еще два условия, – ответил Гудо.

Абеле Дженаро вздохнул:

– Все-таки нужно было выпить вина. Я внимательно слушаю тебя, «человек в синих одеждах».

* * *

Он не спал всю ночь.

О чем думал, что вспоминал? Конечно же, думал обо всем и сразу: о том, как надоел буравчик, вращающийся в печени, о том, что нестерпимо болит спина, об обещании папы Климента открытыми держать для него ворота рая, о сундуке с золотом, закопанном в подвале замка в предгорьях Альп, о том, что зря съел жареную свинину под острым соусом вчера на ужин, и о… Так много и так хаотично, как и всякий, кто знает, что срок его жизни истек. Истек по собственной глупости:

«Ах, старик! Ах, глупец! Ревнивец, потерявший рассудок! Древнейшая тема для комедий – старик, имеющий юную жену… Ах, не то! Не то! Зачем же было так… А стоило ли признавать свою вину? Или не делать ее очевидной? Ведь не решился Совет Десяти на собственный суд над дожем. Созвали расширенное заседание. А я не стал отрицать свое участие в заговоре. Признал свою вину в попытке узурпации власти. Власти… Какой власти и зачем она мне?.. Ах, Марино Фальеро гордая, глупая голова! Власть, чтобы наказать молодых негодяев. А ведь и я еще совсем недавно был молод и горяч. А теперь… Я устал. У меня просто нет сил…»

Розовеющие облака приподняли край, и тонкий солнечный луч устремился в узорчатое окно покоев дожа.

«Вот и рассвет. Последний рассвет. Нет. Нет. Не спешите, я еще…»

Но дверь распахнулось. В опочивальню покоев дожа вошли слуги. Как вчера, неделю назад, месяц назад… Все так же чинно, спокойно и услужливо. Нужно вставать. Вот только так болит печень и спина. Но некому и уже незачем об этом говорить.

Прикусив нижнюю губу, Марино Фальеро встал с мягких перин и шагнул на толстенный персидский ковер.

Слуги спустили с дожа ночную рубашку, освободили от любимого ночного колпака.

«Ах, эти праздничные одежды дожа! Как вы тяжелы. И зачем они были мне нужны? Золото, парча, шелк… А какой-то нищий в рваной холстине будет сегодня бродить по Венеции. Просить подаяние, но жить. Смешно и глупо сейчас думать о таком».

Но ничего более высокого и достойного в голову дожа не приходило. Да и зачем?

Старика облачили в праздничные одежды дожа и под руки привели из его личных покоев в зал Большого совета. Дав постоять некоторое время, слуги вывели Марино Фальеро на верхнюю площадку мраморной лестницы, спускающейся с лоджии второго этажа во внутренний двор дворца.

Здесь уже собрались все те, кому было извещено о необходимости присутствия.

Но старый дож уже не различал лиц. Они уже были ему не нужны и не важны.

Как в густейшем тумане, в том, в котором он причаливал на Пьяццету, он уже ограничивался только слухом.

– Закрыты ли все двери дворца?!

Какой громкий и зычный голос.

– Все двери дворца закрыты!

Зачем так спешат с ответом?

– Так приступим к выполнению приговора!

«Приступим!.. Приступим!.. Приступим!..» – колоколом гудит в голове старого несчастного дожа.

С него медленно и учтиво сняли знаки отличия. Его «корно» заменили на простую шапочку. Нужно сказать слова. Прощальные слова.

О них Марино Фальеро думал в начале ночи. А потом думал о многом и всяком. Так что речь не получилось. Всего несколько слов прощения за свою измену Республики святого Марка, и еще несколько слов о справедливости вынесенного ему приговора. Глупо и сбивчиво. Вот и все.

Все!

Его голову подкладывают на специальную подставку. Бережно, старательно. Теперь и палачу можно касаться головы дожа. И тот касается ее. А еще приближает губы к уху старика и шепчет:

– Я исполняю свою клятву. Клятву, данную палачом Гудо.

Глаза дожа расширяются, его шея успевает повернуться, чтобы глаза увидели…

Но глаза видят красный колпак с прорезями для глаз на огромной голове палача и лезвие опускающегося топора.