Читать книгу - "Тайный посол. Том 1 - Владимир Малик"

Сафар-бей быстро перебежал короткое расстояние, отделявшее его от крепостной стены. Здесь было тихо и даже не жужжали пули. Узкое мертвое пространство, которым, кроме него, воспользовались еще несколько десятков янычаров, спасало их от верной гибели. Вот только – надолго ли?

Сафар-бей сориентировался, где калитка, и стал осторожно пробираться к ней вдоль стены.

Вдруг стрельба прекратилась, и из куреней повалили казаки. Они были кто в чем: в кожухах, в жупанах, свитках, большинство – только в белых сорочках, а некоторые даже по пояс голые. Видно, как спали, так и кинулись к оружию.

Сафар-бей остановился. Нет, до калитки добежать он не успеет. Да там, кажется, и не пробиться в давке. К тому же множество казаков ринулись туда, неся смерть янычарам, которые уже потеряли всякую способность к сопротивлению… Отчаяние охватило его. Никогда еще перед ним так явно, так зримо не стоял призрак смерти, как теперь. И какой бессмысленной смерти! Ведь приходится погибать не в бою, не лицом к лицу с противником, а показывая ему спину. Стыд! Позор!..

Он притаился за углом совсем один. Все янычары, с которыми только что скрывался от казацких пуль, куда-то исчезли, разбежались – возможно, устремились, как и тысячи других, к спасительной калитке. Сафар-бей прислонился потным лбом к ледяной стене и, как на что-то нереальное, смотрел на заваленный трупами майдан, на взблески в свете месяца казацких сабель, на перемешанный с кровью снег и мечущуюся толпу его воинов, которая таяла на глазах, как воск на огне.

Пропало все – честь, слава, будущее… Как возвращаться домой без своих воинов, без отряда? Что его там ждет? Отставка? Ссылка? Тюрьма?

Проклятье!

Душа его надломилась давно, тогда еще, когда нашел родных и начал задумываться над своей судьбой. Теперь же вдруг почувствовал в сердце такую пустоту, что и сам удивился, испугался.

Кому он нужен? Для чего живет на свете? Что сделал хорошего?

Только и всего, что проливал кровь. И прежде всего – кровь болгарского народа, из которого, как оказалось, и сам вышел. Во имя чего проливал ее?

Приобрел ли богатство? Почести? Власть? Или познал благоволение, любовь? Нет, сколько помнит себя, его всегда окружала ненависть – в янычарской школе, когда был аджем-агланом, на службе в янычарских бюлюках, в Болгарии…

Тянулся к счастью, как мотылек к огню. Вот и дотянулся! Достиг!.. Теперь всему – конец!

Страха не ощущал. Сожаления – тоже. Ко всему безучастен. Даже к смерти…

Или душа выгорела в адском огне, или устал за свою короткую, но такую бурную янычарскую жизнь?

А может, это предчувствие стучится в сердце? Может, для него уже открываются райские сады Аллаха?

Ну, что ж, Сафар-бей, наступает твой смертный час. Встреть его достойно!..

Вдруг перед ним промелькнула знакомая фигура Гамида. С саблей в одной руке и пистолетом в другой спахия быстро перебежал от одного куреня к соседнему, надеясь, видимо, незамеченным пробраться к калитке и выскользнуть из Сечи. Сафар-бей, забыв о собственном положении, о своих горьких мыслях, иронически улыбнулся: интересно, далеко ли сумеет уйти он? Очень уж заметен и неуклюж.

Гамид не видел Сафар-бея, хотя был от него всего в полутора десятках шагов. А Сафар-бей не имел желания напоминать Гамиду о себе и только наблюдал, что же будет делать спахия дальше. Неужели рискнет выскочить из своего укрытия и перебежать на глазах у сотен казаков широкий майдан. Но только так можно добраться до калитки.

Однако Гамид явно не спешил. Прижался к стене, перекинул саблю в левую руку, а пистолет – в правую. Кого-то поджидал… Вот он весь напрягся, замер, подняв вверх дуло пистолета. Стал похож на жирного черного кота, готового прыгнуть на свою жертву. В кого же целится спахия?

Из пистолета вырвался огонь – прогремел выстрел. В тот же миг Гамид бросился наискось через майдан, перепрыгивая через тела убитых и раненых. Из-за угла куреня выскочили два казака и помчались за ним. А следом вышли еще двое. Остановились.

– Ах ты сатана! – воскликнул кряжистый старый казачина. – Пугало гороховое! Это же он в тебя метил, батька кошевой!

– Думаю, что так, – ответил седоусый крепкий казак. – Пуля у самого уха просвистела… На полвершка в сторону – и не было б раба божьего Ивана! – И вдруг громко крикнул: – Хлопцы, возьмите-ка его живым! Не рубайте!.. Вот так!.. – И повернулся к спутнику. – Пошли, брат Метелица!

– Эге, уже схватили! Тащат! – удовлетворенно загудел Метелица и шагнул навстречу казакам.

Из-за угла вышли трое: впереди, понурившись, тяжело брел Гамид, вплотную за ним два запорожца. Сафар-бей чуть было не вскрикнул: один из них – Арсен Звенигора!

Гамида подвели к Сирко. Кошевой долго рассматривал его, потом спросил:

– Ты меня знаешь, турок?

Арсен перевел вопрос.

– Урус-Шайтан… Я сразу узнал тебя, – глухо ответил Гамид.

– Узнал? Разве ты знал меня раньше?

– Знал. Я был на Сечи с посольством… И хорошо запомнил тебя.

– Гм… И решил, значит, прикончить?

Гамид молчал. Бросал взгляды на казаков, словно затравленный волк.

– Секач, отведи его в холодную, – сказал Сирко. – Это, видать, важная птица! За него мы выменяем немало наших людей.

– Батько! – кинулся к кошевому Арсен. – Нельзя отпускать этого пса живым! Если б ты знал, кто он такой, то сам немедля отсек бы ему башку!

– Кто же он?

– Гамид. Мой бывший хозяин. Я рассказывал тебе о нем… Злобная бестия!.. Дозволь рассчитаться с ним!

Гамид только теперь узнал Звенигору. Безысходность, ярость, отчаяние слились в зверином рыке, вырвавшемся из его груди. Он метнулся к казаку и вцепился руками в горло. Но Арсен резким ударом отбросил его назад. Гамид упал в снег.

– И вправду злющий, – произнес Сирко. – Но как-то не лежит сердце рубить безоружного…

Арсен протянул спахии отобранную у того саблю:

– Бери – защищайся!

– Бога ради, Арсен! – воскликнул Метелица. – Не ровен час, он ранит тебя!

– Зато, когда попадет к своему Аллаху или дьяволу, не скажет, что с ним обошлись бесчестно!

Гамид поначалу не понял, чего от него хотят. Страх помутил его разум. Затем, увидев протянутую ему рукоять сабли, пришел в себя, схватил оружие и вскочил на ноги. Быстро развязал башлык, скинул бекешу. Торопился, словно боялся, что казаки передумают.

Блеснули, скрестились сабли. Заскрежетала крепкая холодная сталь. Гамид сразу же ринулся в наступление и немного потеснил Арсена. Отчаяние придало ему силы. Он понимал, что терять ему нечего: так или иначе – конец! Единственно, что утешило бы его, – это прихватить на тот свет и своего злейшего врага, запорожца, которого считал виновником всех своих невзгод и несчастий.