Читать книгу - "Вельяминовы. Время бури. Книга третья - Нелли Шульман"

Снизу раздался шорох, голос Лануа сказал:

– Отлично, коллега. Я вас убеждал, что пуля прошла по касательной, так оно и есть. Пока вы доберетесь до французской границы, все заживет… – Лануа помог врачу подняться по хлипкой, прогибающейся под ногами, лесенке. Гольдберг присел на траву, второй доктор опустился на колени:

– Сменим бинты, наложим мазь, и поедете спокойно на юг. Месье Верне… – он кивнул на старика, – сена в телегу набросал. Никто, ничего, не заметит. К утру окажетесь в Мальмеди, в аббатстве, оттуда вас переправят в Виртон… – настоятелем в аббатстве Мальмеди служил старший брат месье Лануа. Врач позвонил в аббатство, когда в больнице, в субботу, появилась жена одного из шахтеров. Женщина, собирая землянику за Амелем, наткнулась на раненого, потерявшего сознание месье Гольдберга. Лануа, вызвав несколько стариков, хорошо знавших заброшенные шахты, отправился в лес.

Он зажег месье Эмилю сигарету. Лануа велел: «Рубашку снимайте». Гольдберг морщился, вдыхая горький дым. Коллега рассказал о смерти барона и баронессы. Месье Эмиль, молча, курил. Он протер полой рубашки погнутое, но еще годное пенсне. Рана болела, но несильно. Мазь, под бинтами, холодила бок:

– Мне надо голову побрить, – Гольдберг почесал темные, кудрявые волосы, – хотя придется все время это делать. И сделаю… – врач разозлился:

– Профессор Кардозо уехал, и мадам Элиза, и дети… – Эмиль вспомнил черные кудряшки маленькой Маргариты, золотистые волосы мадам Элизы:

– Хорошо, что они в безопасности. Профессора Кардозо не тронут, он гений. А я… – он, с помощью Лануа, поднялся, – я никуда не уеду.

Гольдберг оглянулся:

– Шесть лет я здесь работаю, с тех пор, как университет закончил… – поняв, что говорит вслух, он покраснел.

– Больше, коллега, – Лануа, аккуратно, сложил испачканные кровью бинты: «От них я в больнице избавлюсь». Старший доктор, смешливо, добавил:

– Забыли свою первую практику, коллега? Я вами руководил. Вам девятнадцать тогда исполнилось. Помните, как в первый день пришлось в шахту спускаться…

– На следующий день я к вам с вросшим ногтем явился, – сочно сказал месье Верне, с козел, – не знаю, что для вас хуже оказалось… – они отсмеялись, Гольдберг сел на сено, в телеге. Эмиль повертел очки:

– Месье Лануа, в Мальмеди я поеду, мне отлежаться надо, но не дальше. Я здесь останусь, – врач поднял карие глаза, – здесь мой дом. И потом, – месье Эмиль помолчал, – пока подобное будет продолжаться, – он обвел рукой лес, – нельзя бежать. У вас жена, месье Лануа, – он взял у коллеги сигарету, – а людям, которые начнут бороться, понадобится помощь. Я врач, я обязан… – старик чиркнул древней, начала века, зажигалкой:

– Месье Эмиль дело говорит, – подытожил он, – месье Лануа мы у поселка высадим, и поедем дальше, по ночной прохладе. В Мальмеди, в аббатстве, телефон имеется, будем на связи… – подмигнув, он тронул першеронов.

Когда телега переезжала мелкий, порожистый Амель, вдалеке раздался грохот. Гольдберг приподнялся, из-под сена: «Что случилось?»

Месье Верне обернулся. Шахтер улыбался: «Должно быть, рудничный газ взорвался, на «Луизе».

– Но приборы… – растерянно пробормотал Гольдберг, – везде датчики…

– Приборы, бывают, подводят… – телега выбралась на шоссе. Гольдберг смотрел в сторону поселка:

– Месье Лануа, почему сирену в больнице не включили? Есть протокол, при взрыве. Вам надо на «Луизу», ночная бригада под землей, могут быть пострадавшие…

Старший коллега широко зевнул:

– Я собираюсь выпить чая с женой и лечь спать, месье Эмиль. Не будет на «Луизе» никаких пострадавших, но пару штолен придется закрыть. Потом еще пару… – пожав руку Гольдбергу, он слез с телеги:

– Выздоравливайте. Месье Верне вам позвонит. Ждем вас домой, конечно… – доктор Лануа пошел к Мон-Сен-Мартену. Телега, повернув на юг, пропала за поворотом дороги, растворившись во тьме.

Оберштурмфюрер Генрих фон Рабе отказался от машины, предложенной комендантом.

Братьев фон Рабе разместили в замке. В Мон-Сен-Мартене не было гостиницы, или пансиона. Берлинский гость, наставительно, сказал:

– Необходимо экономить бензин. Каждый член партии, офицер, должен думать о благе рейха. Люфтваффе нуждается в горючем, в преддверии атаки на Англию… – младший граф фон Рабе, каждое утро, пешком проходил две мили, отделявшие замок от Мон-Сен-Мартена. Ординарца он тоже не потребовал, пожав плечами:

– Фюрер призывает к скромности… – братья приехали в Мон-Сен-Мартен в штатских костюмах, на мерседесе. Максимилиан, впрочем, не пробыл в поселке и двух дней. Комендант рассказал о побеге еврея, торопливо упомянув, что Гольдберга ищут, и, конечно, найдут. Старший граф фон Рабе, небрежно покуривал сигарету, стоя у открытого окна. В хорошо постриженных, светлых волосах, играло солнце.

Афиши об аукционе с клуба сняли. На дверях висело объявление о лекции. Из Брюсселя приезжал работник СС, с докладом о неполноценных расах. Мебель пролежала в зале неделю, а потом комендант распорядился вывезти ее на окраину поселка. Клуб переходил под ведение комендатуры, и становился кинотеатром для солдат рейха. По распоряжению, полученному из Брюсселя, для немцев и местных жителей полагались разные сеансы. Работник СС, знающий французский язык, кроме доклада, хотел заняться библиотеками. В телефонном звонке, визитер сказал коменданту, что изымет книги, написанные евреями и коммунистами.

– Устроим показательное мероприятие, костер на площади, митинг… – сообщил эсэсовец:

– Со мной едет фотограф. Сделаем отличный отчет, для Берлина… – солдаты докладывали коменданту, о постепенной пропаже мебели. Майор подозревал, что шахтеры, будучи людьми себе на уме, растаскивают обстановку по домам, ночью.

– Ищут… – оберштурмбанфюрер зевнул, стряхнув пепел, – хорошо, что ищут. Картины и оружие, в передней замка, ценности не представляют. Семейная коллекция… – внимательно, просмотрев холсты, Макс отобрал несколько барбизонцев. У покойного барона было много картин католических художников. Макс, лениво, смотрел на бесчисленных мадонн с младенцами, прошлого века: «Ничего интересного». Он провел пальцем по тяжелой, бронзовой раме, с завитушками, взглянул в немного раскосые глаза смуглой женщины, окруженной детьми. Картину, судя по табличке, написали в семнадцатом веке, но о художнике Макс никогда не слышал. Побродив между индийских и китайских резных комодов, он велел упаковать и отправить в рейх серебро. Фон Рабе распорядился: «Остальное спустите в подвалы. Винный погреб свободен?»

– Так точно, господин оберштурмбанфюрер! – вытянулся кто-то из солдат: «Все вывезли, в расположение танковых частей!»

Вина у де ла Марков были отменные, но Генрих почти не пил, а Максимилиан отправлялся дальше, в Гент.

– Барахло оставьте в подвалах, – подытожил Макс, глядя на часы.

Комендант показал ему фотографию бывшей мадемуазель де ла Марк. Макс посмотрел на золотистые, прикрытые беретом волосы, на стройные ноги, в скромной юбке. Она немного опустила большие глаза. Макс подумал: