Читать книгу - "Джузеппе Бальзамо. Том 1 - Александр Дюма"

– Однако до этого времени… – начала принцесса Луиза.

– Подождите, подождите конца истории, – попросила Лоренца, – и не судите меня слишком строго, умоляю вас, ваше высочество!

– Быть снисходительной и доброй – вот моя обязанность. Я призвана утешать в страдании.

– Благодарю, благодарю вас, вы н в самом деле ангел-утешитель, которого я так искала!

Итак, мы спускались в часовню трижды в неделю; незнакомец не пропускал ни одной из этих служб. Я пыталась уклоняться, я говорила, что нездорова; я приняла решение не ходить в часовню. До чего же слаб человек! Когда наступало время молитвы, я спускалась вопреки своей воле, словно подчиняясь чужой непреодолимой власти. Если его еще не было, я некоторое время была спокойна и благостна, но по мере того, как он приближался, я начинала испытывать беспокойство. Я могла бы сказать: вот он в сотне шагов от меня, вот он взошел на паперть, сейчас он уже в церкви – для этого мне не нужно было его видеть. Как только он останавливался на обычном месте, мои глаза отрывались от молитвенника и устремлялись на него, какую бы горячую молитву я в этот миг ни произносила.

Сколько бы времени ни продолжалась служба, я уже не могла ни читать, ни молиться. Мои мысли, моя воля, моя душа – все зависело от моего взгляда, все уходило во взгляд, а глаза я уже не могла отвести от этого человека, который – я это чувствовала – уводил меня от Бога.

Вначале я не могла без страха взглянуть на него; потом мне самой этого хотелось; наконец я мысленно стала всюду следовать за ним. Часто я видела его, как это бывает во сне, идущим по ночной улице или проходящим под моим окном.

Сестры заметили странное состояние, в котором я пребывала; они предупредили настоятельницу – та дала знать моей матери. За три дня до моего пострига ко мне в келью вошли три самых близких мне человека: отец, мать и брат.

Они сказали, что приехали в последний раз меня обнять, но я-то видела, что цель их приезда – другая: оставшись со мной наедине, моя мать стала меня расспрашивать. Теперь нетрудно понять, что уже тогда я находилась во власти беса: вместо того, чтобы все ей рассказать, я упрямо все отрицала.

В день пострига меня обуревали противоречивые чувства; то я страстно желала приближения той минуты, когда я буду всецело принадлежать только Богу, то страшилась ее. Я чувствовала, что, если бес попытается мною овладеть, это должно произойти в самую торжественную минуту.

– А тот странный человек больше вам не писал с тех пор, как вы нашли первое письмо в своем апостольнике? – спросила принцесса.

– Никогда, ваше высочество.

– Вы ни разу с ним не говорили?

– Нет, только мысленно.

– И не писали ему?

– О, никогда!

– Продолжайте. Вы рассказывали о том дне, когда должны были постричься в монахини.

– В тот день, как я уже сказала вашему высочеству, должны были закончиться мои мучения. Ведь я оставалась в душе христианкой, и для меня было неслыханной пыткой – несмотря на то, что она смягчалась под влиянием какого-то странного необъяснимого чувства – находиться во власти навязчивой мысли, постоянно видеть перед собой существо, возникавшее неожиданно, словно в насмешку, как раз в то мгновение, когда я изо всех сил пыталась с ним бороться; существо это упрямо, но пока безуспешно стремилось меня одолеть. Бывали минуты, когда я изо всех сил молила Бога, чтобы священный миг поскорее наступил. «Когда я буду принадлежать Господу, – говорила я себе, – Он сумеет меня защитить, так же как отвел от меня разбойников». Я забывала, что во время нападения разбойников Бог защищал меня с помощью этого человека.

Наступило наконец время церемонии. Я спустилась в церковь, бледная, взволнованная, но менее беспокойная, чем обыкновенно. Отец, мать, брат, соседка с виа Фраттина, навещавшая меня незадолго до того, другие друзья нашей семьи собрались в церкви; туда же сошлись жители ближайших деревень, куда дошел слух о том, что я красива; говорят, что красивая жертва более угодна Богу. Служба началась.

Я от всей души молила о том, чтобы она поскорее кончилась, потому что его не было в церкви, а я чувствовала, что, когда его нет, я способна сделать свободный выбор. Священник обратился ко мне, указывая на Христа, которому я собиралась себя посвятить, я уже тянула руки к тому единственному Спасителю, который есть у человека, как вдруг уже привычная дрожь охватила все мое существо, и я поняла, что он уже близко; я почувствовала стеснение в груди, я уже знала, что он на паперти; я против воли отвела глаза от алтаря, несмотря на все мои усилия остаться верной Христу, и устремила взгляд в противоположную сторону.

Мой преследователь стоял у кафедры и как никогда пристально на меня смотрел.

С этой минуты я всецело ему принадлежала: для меня больше не существовали ни служба, ни церемония, ни молитвы.

Мне задавали требуемые обрядом вопросы – я не отвечала. Я помню, что кто-то потянул меня за руку: она болталась, как неживая. Мне показали ножницы, зловеще блеснувшие в луче солнца: я не дрогнула. Спустя мгновение я почувствовала, как холодный металл коснулся моей шеи; я услыхала, как сталь заскрежетала у меня в волосах.

Тут силы оставили меня; мне показалось, что моя душа покинула тело и полетела к нему; я навзничь упала на каменные плиты, но не так, как теряют сознание, а словно объятая сном. Сначала я слышала ропот, а потом стала глухой, немой, бесчувственной. Церемония была прервана.

Принцесса сочувственно сложила руки.

– В этом страшном событии нетрудно усмотреть вмешательство врага Господа и всех людей, не правда ли? – вскричала Лоренца.

– Будьте осторожны, бедная женщина. Мне кажется, вы склонны приписывать чуду то, что в действительности не что иное, как человеческая слабость, – проговорила принцесса с оттенком сострадания, – увидав этого человека» вы потеряли сознание, только и всего. Продолжайте.

– Ваше высочество! Не говорите так! – вскричала Лоренца. Прошу вас по крайней мере выслушать все до конца, прежде чем выносить решение. Вы говорите, в этом нет ничего необычного? – спросила она. – Но тогда бы я пришла в себя, не правда ли? Через десять, пятнадцать минут, через час, наконец, после обморока! Я бы нашла поддержку у сестер, я бы воспрянула духом, не так ли?

– Разумеется, – согласилась принцесса Луиза, – верно, так все и произошло?

– Ваше высочество! – заговорила Лоренца глухо и скороговоркой. – Когда я пришла в чувство, была ночь. Резкие, порывистые движения, сотрясавшие все мое тело, окончательно привели меня в чувство. Спустя несколько минут я почувствовала утомление. Я подняла голову в надежде увидеть свод часовни или занавески в своей келье… Я увидала скалы, деревья, облака. Я почувствовала на своем лице чье-то дыхание и подумала, что около меня хлопочет сестра-сиделка; я хотела ее поблагодарить… Ваше высочество! Моя голова покоилась на груди мужчины, и этим мужчиной оказался мой преследователь. Я осмотрела и ощупала себя, желая убедиться в том, жива я или брежу. Из моей груди вырвался крик: я была вся в белом, а на голове был венец из белых роз, как у невесты или покойницы.