Читать книгу - "Последние из Валуа - Анри де Кок"

– Мы еще не пришли?

– Куда?

– К Лесному домику.

– Ах, да… я и забыл уж, за разговорами… Пришли: вот он, прямо перед вами!

– Постучите же скорее, прошу вас… так как… я не могу… Мне кажется… настал мой… последний час… Господи, сжалься надо мной!..

С этими словами нищенка вдруг упала наземь. Матиас Бержо несколько секунд смотрел на нее, не зная что делать, но затем решительно направился к обиталищу Жерома Бриона – уединенному домику, спрятавшемуся среди деревьев.

Хотя было еще не слишком поздно, двери и ставни этого жилища были закрыты, герметично закрыты: ни единого луча света не проникало в него снаружи, изнутри не доносилось ни единого звука!

«Неужели они все уже легли?» – подумал виноградарь. Он громко постучал в дверь. Никакого ответа не последовало. Матиас Бержо постучал снова.

Наконец, через несколько секунд, послышался голос Жерома Бриона:

– Кто там?

– Друг, Матиас Бержо, открывайте… открывайте скорее! Я привел к вам бедную больную женщину!

Дверь отворилась, и на пороге показались Жером Брион и его сын Альбер.

– Где эта бедная женщина?

– Вот тут, на земле… она, кажется, умирает.

– Но кто она такая?

– Да я и сам знаю не больше вашего! Хотя нет: я знаю – с ее собственных слов, – что она идет в Рим… делая четыре шага вперед и два назад… чтобы увидеть папу… дала зарок… Вышла из Парижа три месяца тому назад… В Монтеньяре, вроде бы ей сказали, что Лесной домик – этакий дом милосердия… Такие вот дела.

Объяснения Матиаса Бержо были не очень понятными, но их тем не менее хватило для того, чтобы Жером Брион и его сын поняли, какая возможность совершить добрый поступок им представилась.

– Зови мать и сестер, малыш, – сказал Жером Альберу и, повернувшись к виноградарю, добавил: – А ты помоги мне.

Двое крестьян направились к телу нищенки, которое осторожно затем подняли и перенесли в дом, в маленький зал, освещенный лампой, где уложили на диван.

Женевьева Брион и Луизон и Антуанетта, две ее дочери, столпились вокруг незнакомки, стараясь привести ее в чувство, – кто смачивал ей виски холодной водой, кто расстегивал одежду, дабы облегчить дыхание.

То была женщина лет пятидесяти с лишним, с седыми, абсолютно седыми волосами и глубокими морщинами по всему лицу. Должно быть, когда-то в молодости она была очень красива; ее рука, маленькая и худая, все еще сохраняла изысканность формы.

– Боже мой, матушка, вы только взгляните! – воскликнула вдруг Луизон. – Бедняжка! Да у нее все ноги в крови! О, какой ужас… Можно подумать, по терновнику ходила.

Действительно, на ногах незнакомки – после того как с них сняли тяжелые башмаки – со всех сторон обнаружились глубокие раны.

Женевьева и Антуанетта, и даже Жером Брион с Альбером, на крик ужаса, изданный Луизон при виде этих ран, ответили аналогичным возгласом.

– Это следствие зарока, данного этой несчастной! – пояснил Матиас Бержо. – И все равно, так страдать в искупление грехов – это уж слишком!.. Вот ведь какая совестливая!

Если бы кто приподнял веки путницы – с виду потерявшей сознание – в тот момент, когда виноградарь высказывал свое мнение, скорее рассудительное, нежели милосердное, относительно ее совестливости, он бы, несомненно, содрогнулся, увидев, какой огонь пылает в ее глазах. Огонь гнева и ярости, вызванный рассуждениями какого-то деревенщины. Стало быть, путница отнюдь не потеряла сознание: она слышала, что говорилось в комнате, и безмолвно злилась.

К тому же читателя, который – мы в этом даже не сомневаемся – уже догадался, какая личность скрывается под жалкими одеждами набожной странницы, направлявшейся через Ла Мюр к итальянской границе, отнюдь не удивила бы эта раздражительность, во всех отношениях соответствовавшая характеру Тофаны.

Так почему бы нам сразу не назвать по имени эту женщину, за счет хитрости попавшую в дом Жерома Бриона?

Дом, в котором проживала Бланш де Ла Мюр, жена графа Филиппа де Гастина.

Да, этой женщиной была Тофана.