Читать книгу - "Соратники Иегу - Александр Дюма"

Мы видели, что, выслеживая врагов прошлой ночью, Ролан имел полную возможность арестовать одного или двоих из них. Он мог задержать также и г-на де Валансоля, который по его примеру вероятно, решил отдохнуть днем после бессонной ночи.

Ролану достаточно было передать записку жандармскому капитану или командиру бригады драгун, которые вместе с ним обыскивали Сейонский монастырь, ибо в этом деле была затронута их честь. Господина де Валансоля арестовали бы прямо в спальне; правда, обороняясь, он мог двумя выстрелами убить или ранить двух человек, но неминуемо был бы схвачен.

Однако арест г-на де Валансоля мог вызвать подозрения у остальных членов банды. Они тут же пересекли бы границу и оказались бы в безопасности.

Значит, лучше держаться прежнего плана, задуманного Роланом: то есть выжидать, идти по разным следам, которые должны сойтись в одном центре, напасть на них врасплох и в жестоком бою захватить всю банду разом.

Поэтому надлежало не арестовывать г-на де Валансоля, а по-прежнему гнаться за ним по пятам в его предполагаемом путешествии в Женеву, хотя, вероятно, он указал ложный маршрут.

Было решено, что этой ночью Ролан останется в сторожке, поскольку его могли узнать даже переодетым, а на охоту выйдут Мишель и Жак.

Надо полагать, что г-н де Валансоль отправится в путь только глубокой ночью.

Ролан расспросил слуг о том, как жила Амели после отъезда матери.

Она ни разу не отлучалась из замка Черных ключей.

Ее привычки остались прежними, прекратились только ежедневные прогулки с г-жой де Монтревель.

Амели вставала в семь или в восемь часов утра, до завтрака рисовала или занималась музыкой. После завтрака читала, иногда вышивала по канве, а в солнечную погоду спускалась к речке вместе с Шарлоттой. Иногда, закутавшись в меховую шубку, она просила Мишеля покатать ее на лодке по Ресузе то вверх по течению до Монтанья, то вниз до Сен-Жюста, но никогда ни с кем не встречалась. Вернувшись домой, она обедала, потом поднималась к себе наверх вместе с Шарлоттой и больше не показывалась. Поэтому, если по вечерам, после половины седьмого, Мишель и Жак отлучались из дома, это решительно никого не беспокоило.

В шесть часов вечера Мишель и Жак надели куртки и, захватив ружья и охотничьи сумки, отправились в путь.

Они получили от Ролана строгий приказ: идти за конем-иноходцем, пока не разведают, куда он везет хозяина, или пока не потеряют его след.

Мишель должен был сесть в засаду против постоялого двора «Доброе согласие», Жак — стать на страже у перекрестка при выезде из Бурка, откуда расходились три дороги: на Сент-Амур, Сен-Клод и Нантюа.

Последняя из них дальше ведет на Женеву.

Очевидно, г-н де Валансоль выберет одну из трех дорог, если только не вздумает возвращаться назад, что было маловероятно.

Отец зашагал в одну сторону, сын — в другую.

Мишель пошел в город по дороге на Пон-д'Эн, мимо церкви в Бру.

Жак переправился через Ресузу, поднялся правым берегом вверх по реке и стал в засаду шагов за сто от предместья Бурка, на пересечении трех дорог, ведущих в город.

Почти в ту же минуту как сын занял свой пост, отец добрался до своего наблюдательного пункта.

Как раз в это время, то есть около семи часов вечера, разрушив обычную тишину и покой замка Черных Ключей, перед оградой остановилась почтовая карета и слуга в ливрее дернул за железную цепочку колокольчика.

Отворять ворота было обязанностью Мишеля, но нам известно, где находился он в этот час.

Амели и Шарлотта, вероятно, полагались на него, потому что, хотя колокольчик прозвонил три раза, никто не вышел. Наконец на лестнице появилась горничная. Она робко спустилась во двор и окликнула Мишеля.

Мишель не отозвался.

Тогда Шарлотта решилась подойти к ограде. Несмотря на темноту, она сразу узнала слугу в ливрее.

— Ах, это вы, господин Джемс! — воскликнула она с облегчением.

Джемс был лакеем сэра Джона и пользовался его полным доверием.

— Оу, да! — отвечал слуга. — Это есть я, мадемуазель Шарлотта, или, точнее, это есть милорд.

В этот момент дверца кареты отворилась и послышался голос сэра Джона:

— Мадемуазель Шарлотта, будьте любезны передать вашей госпоже, что я прибыл из Парижа и прошу позволения явиться к ней с визитом, не сегодня, разумеется, а завтра, если она соблаговолит оказать мне эту милость. Спросите, в котором часу ей будет удобнее меня принять.

Шарлотта относилась к милорду с величайшим почтением и поспешила исполнить его просьбу.

Через пять минут она вернулась и передала милорду, что его примут завтра днем, от двенадцати до часу.

Ролан догадывался, зачем приехал лорд Тенли; для него эта свадьба была делом решенным, и он уже считал сэра Джона своим зятем.

Он поколебался с минуту, не открыться ли милорду и не посвятить ли его хотя бы отчасти в свои планы. Но тут же подумал, что такой человек, как лорд Тенли, ни за что не отпустит его одного в разведку. У сэра Джона свои счеты с Соратниками Иегу, он непременно захочет сопровождать Ролана, что бы тот ни затеял. А ведь здесь им предстоит опасная схватка, и с милордом может случиться несчастье.

Удача, которая неизменно сопутствовала Ролану, не распространялась на его друзей, как он сам убедился: сэра Джона, тяжело раненного, едва удалось спасти, а командир бригады егерей был убит наповал.

Поэтому Ролан сидел затаившись, пока сэр Джон не уехал.

Шарлотта нисколько не удивилась отсутствию Мишеля; очевидно, здесь привыкли к его постоянным отлучкам, и это не тревожило ни служанку, ни ее госпожу.

Впрочем, Ролану была понятна такая беспечность: не подозревая о сердечных муках сестры, он приписывал перемену в ее характере слабым нервам, хотя отлично знал, какой твердой и мужественной может быть Амели перед лицом настоящей опасности.

Этим, по его мнению, и объяснялось, почему девушки не боялись оставаться одни в уединенном замке, когда оба сторожа по ночам занимались браконьерством.

Мы-то с вами знаем, что Амели только радовалась, когда

Мишель с сыном уходили со двора: их отсутствие открывало путь Моргану, а именно это нужно было Амели.

Миновал вечер и большая часть ночи, а Ролан еще не получил никаких вестей. Он пытался заснуть, но не мог: поминутно ему чудилось, будто кто-то подходит к двери.