Читать книгу - "Странствие Кукши за тридевять морей - Юрий Вронский"

И со всего, что там продается и покупается, булгарскому царю, как положено, следует десятина.

Торг находится на высоком берегу. А в стороне от него лежит главное селение Булгарского царства – Булгар, в котором и живет царь. Селение большое, а городом не назовешь – оно не огорожено стеной.

В этом селении нет деревянных домов – одни юрты. И царь живет в юрте, только у него юрта весьма большая, может вместить несколько сот человек. Вся она устлана армянскими коврами, а посередине стоит царский престол, покрытый византийской парчой.

Говорят, что булгарский царь не чванлив, часто появляется верхом на торгу, и с ним нет никого, даже слуги. Но тамошний народ все равно почитает его. Когда он проезжает, каждый встает, снимает шапку и сует ее под мышку.

Еще издали мы видим большие избы на высоком берегу. А внизу вытащено на песок множество лодок и кораблей – значит торг в разгаре. Есть среди судов и долгие варяжские корабли. Это волжские варяги, они живут на верхней Волге.

Мы тоже вытаскиваем свои корабли на песок и по крутой тропе поднимаемся к избам. Нас встречает гомон, как водится на торгу. Ряд за рядом тянутся широкие лавки, на них вывален всевозможный товар. Как всегда на богатом торгу – глаза разбегаются.

Вот сверкает на солнце знаменитая царьградская парча, переливаются разноцветные шелка. Их привозят смуглые худощавые хазары. Они же привозят мехи с драгоценным греческим вином, золотые и серебряные украшения, тоже греческие. Но больше товаров из сарацинских стран, и серебро в ходу тоже чаще всего сарацинское.

А вот и купцы с верхней Волги, хозяева тех долгих кораблей, – высокие статные мужи со светлыми волосами, у некоторых бороды заплетены в косички, лица их буры от солнца и ветра, как у всех рыжих и белокурых, к кому плохо пристает загар. Перед ними грудами навалены связки соболей, лисиц, белок, куниц… У каждого меч, секира и нож. Это свеи^[220] или мурманы, осевшие на Волге. Есть на торгу и вятичи, и поляне, и северяне, и кривичи^[221], но для булгар все, кто говорит по-словеньски, – словене.

Возле торга, в лощинке, стоит Волос в окружении жен и детей. К нему то и дело идут купцы с жертвами – один начинает торговлю, другой завершил ее, у третьего что-то туговато дело идет. Не только рус или словен – варяг тоже идет к Волосу. Обряд и он знает, делает все, как положено, – становится на колени, бьет земные поклоны. Однако речь у него к Волосу подлиннее будет, чем у нашего купца, помнит, верно, что Волос для него чужой бог, подольше надо уговаривать:

– Волосе! Приплыл я издалека, привез двадцать голов девок, двадцать сороков соболей, сорок сотен белок да тридцать сотен куниц. Прошу тебя, не откажи мне в своей милости: прими мое приношение.

Кладет свои дары у подножия Волоса и снова кланяется, а сам при этом пятится – наши-то этак не делают.

– Волосе, – говорит, – пошли мне купца, чтобы имел он много динаров и дирхем и покупал у меня все товары, не торгуясь, по той цене, которую я назову.

И так несколько раз.

Хоть и не совсем похожи его просьбы на наши, говорит-то варяг все же по-нашему, по-словеньски, боится, верно, что Волос не поймет по-варяжски!

Варяга тут же сменяет какой-нибудь другой купец. А этого третий дожидает. У кого дело не бойко идет, приходит и во второй и в третий раз, приносит новые дары, кладет их перед Волосовыми женами, дочерьми и сыновьями, просит заступничества. Тот же, кому удалось продать свои товары легко и быстро, говорит:

– Мой бог Волос исполнил мое желание, и мне надо отблагодарить его.

Покупает овец или быка, часть мяса раздает бедным, а часть несет к подножию Волоса. Там обливает Волоса свежей кровью, нацеженной в чашу, а головы убитой скотины надевает на колья позади Волоса.

Пока длится торг, на капище из всех степей и лесов тучами слетаются вороны, вещие птицы, всегдашние сотрапезники Волоса… Словом, в этом Булгаре капище Волосово никогда не пустует – не то что у нас на Волхове… Там, в Булгаре, уж торг так торг! Что ж, там много разных богатых стран поблизости!..

Ночуем в избах вместе с мурманами, свеями и другими купцами, кто еще не распродал своих девок. Девки, вестимо, не больно веселы. У иных глаза красные и лица распухшие от слез. Купцам это, конечно, невыгодно – в зареванной девке не всякий покупатель разглядит красоту. Потому владельцы девок стараются их развеселить – покупают им заморские сладости, подносят хмельного питья. Иные балагурят с ними, только редко у какой девки увидишь на лице улыбку.

Глядя на их унылые лица, нехотя сам затоскуешь. Оно понятно, конечно, что девки и созданы кому-то на утеху, недаром ими так бойко торгуют, а все же нет-нет, да и вспомнишь своих сестер…

Сидим, пиво попиваем, беседуем. Возвращается с торга еще один варяг. С ним три или четыре не проданных девки. У одной золотистые волосы, глаза голубые… На кого, думаю, похожа?

Тут Страшко взглядывает на золотоволосое изваяние. И продолжает рассказ:

– Вспоминаю и не могу вспомнить. Никогда вроде не видывал этакой девки, ни в Царьград, ни прежде, у себя на родине, ни в каких иных местах. К тому же лицо у нее от слез опухшее, верно, на торгу весь день проплакала, и сейчас нет-нет да и всхлипнет.

Владельцу надоедают ее всхлипывания, и он орет на нее:

– Довольно реветь, дура! Тебя с такой мордой и за полцены никто не возьмет!

И к нам обращается:

– Не девки, а разоренье! Вот, полюбуйтесь! Ночь плачет, день плачет, остались кожа да кости. А покупал – писаная красавица была!

Встал я, взял горящую плошку, подхожу к девке. Да ведь это та самая, думаю, которую я Кукше на Березане ладил подарить, только живая и с обеими руками! А что глаза от слез распухли, так меня не обманешь – вижу, что красавица! Спрашиваю:

– Как зовут-то?

А сам уже дал ей имя – Ива. Сидит заплаканная, с распущенными золотыми волосами, – осенняя ива плакучая! Что-то долго Ива не отвечает, может, по-нашему не понимает? Наконец что-то бормочет. Я не разобрал, переспрашиваю:

– Как, как?