Читать книгу - "Охота полуночника - Ричард Зимлер"

Когда я очнулся, меня охватил страх, столь безмерный, что мне показалось — он вот-вот поглотит меня целиком и никогда не отпустит. Как я буду жить без руки?

Все же я сознавал, что тщетно желать вновь сделаться прежним, — никакая магия не могла вернуть меня в прошлое.

Я так страдал от боли, что меня вывернуло наизнанку. К счастью, я был один, и никто не слышал моих рыданий, заглушенных подушкой.

Пришла Морри, и я первым делом спросил, свободны ли мы, — лишь это одно оправдало бы столь ужасную жертву. Она сказала, что все в порядке и погладила меня по щеке. Я был тронут ее доверием, но так завидовал целостности ее тела, что больше не мог смотреть ей в глаза.

После ее ухода я опять разрыдался, но затем решил, что попробую вести себя так, как будто у меня по-прежнему обе руки. Во время морского путешествия, невзирая на непрекращающуюся боль, я с улыбкой беседовал с Морри, капитаном Оттом и членами команды, как будто страдал лишь от незначительного ранения. Я даже выпил за здоровье хирурга и от всего сердца поблагодарил за свое спасение. Я знал, что за эту ложь поплачусь, рано или поздно, но не мог показать всем, что я чувствую на самом деле, ибо боялся сойти с ума от горя.

Конечно, хорошо было уже и то, что матери и девочкам не придется возлагать цветы на мою могилу. И все же я понял, что мне следует обдумать свою дальнейшую жизнь. И хотя я не переставал благодарить Морри и остальных рабов, когда она рассказала, как они несли меня на руках до пристани, в душе я проклинал всех и вся.

Когда кто-нибудь из беглецов заходил навестить меня в каюте, я невольно задавался вопросом — что для них означала свобода? Все они улыбались, но в душе явно страшились грядущего: ведь теперь они были сами себе хозяева. Морри вернула мне золотые монеты и сказала, что они ей не понадобились.

Марта с сыновьями скорбели по погибшему Ткачу, и лишь дважды зашли ко мне в каюту, чтобы выразить соболезнования. А затем присоединились к празднику, который капитан Отт устроил в последний день путешествия. Малышка Мими спросила, удостоилась ли моя рука надлежащих похорон. Я этого не знал, но сказал, что надеюсь — она покоится с миром. Позже хирург признался, что ее попросту выбросили в море.

Вместе с Морри мы часто гадали об исчезновении Полуночника.

— Мы сразу же начнем искать твоего папу, как только доберемся в Нью-Йорк, — заверил я Морри.

— Боюсь, он мертв, Джон. Нам нужно с этим смириться.

— Нет! — воскликнул я, на миг позволяя эмоциям прорваться через маску ледяного спокойствия. — Если он мертв… Если он мертв, то зачем же я тогда потерял руку? Такого не может быть!

Я кричал так громко, что Морри пришлось позвать на помощь. Прибежал лекарь и влил в меня две ложки какой-то настойки. Мир вокруг сразу же сделался призрачным, и все огорчения растворились вместе с ним. Во сне я с Даниэлем вернулся на птичий рынок в Порту. Он сказал, что именно из-за руки я не смог спасти его, когда он тонул.

Когда мы вернулись домой, чтобы поужинать с родителями, то увидели, что дом стал похож на сырую пещеру. Мы не знали, где очутились, а затем Даниэль заявил, что мы в брюхе у гигантского зверя: полульва, полуптицы. Мы слышали, как воет снаружи ветер и поняли, что летим, но не понимали, куда.

Мы приближались к Нью-Йорку. Я все сильнее чувствовал стыд при мысли о скорой встрече с Виолеттой. Я жалел, что не занялся с ней любовью, когда еще был прежним.

Существуют женщины, словно самой природой созданные, чтобы справляться с чужими несчастьями, и именно так проявила себя Виолетта, едва я показался в дверях. Сперва завидев меня, она вскрикнула от ужаса, и ее зеленые глаза наполнились слезами, но тут же она превратилась в заботливую няньку.

— Ты теперь дома, — заявила она, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в лоб, — и я обещаю позаботиться о тебе.

Мне трудно говорить о том, как поначалу складывались отношения Виолетты с бывшими рабами из Ривер-Бенда, поскольку три недели я почти не выходил из комнаты. Я лишь заметил, что Морри становится молчаливой и какой-то дерганой, стоит им с Виолеттой оказаться рядом. По встревоженному лицу девочки я понял, что она ощущает неловкость в присутствии хозяйки дома.

Когда они с Виолеттой принимались расспрашивать, как я себя чувствую, я лгал и отвечал, что мои страдания — сущие пустяки по сравнению с жизнью в рабстве. Морри сперва ничего на это не отвечала, но, наконец, однажды заметила:

— Едва ли это можно сравнивать, Джон. Когда я жила на плантации, мне было ничуть не легче от мысли, что многие белые живут в нищете и ненавидят свой дом. Эта мысль не приносила никакого облегчения.

Четыре длинных любящих письма от мамы, Фионы и от моих дочерей ожидали меня по возвращении. По счастью, в Лондоне все было в порядке. Я очень тосковал по ним, и в ответном письме заверил, что у меня все в порядке. Чтобы мать позже не сердилась на меня, я вкратце упомянул, что со мной в Южной Каролине случилось небольшое недоразумение. Больше я ничего не сказал, иначе она немедленно бросилась бы в Нью-Йорк, а я сейчас не мог ее видеть. Я написал, что как только решу, что делать дальше, то пошлю письмо Эстер и Грасе. Возможно, после этого они приедут ко мне в Америку.

В эти тоскливые одинокие дни много раз я был готов просить Виолетту обнять меня, как в прежние времена, но она больше ни разу не спускалась в сад, как в день моего приезда. Иначе я точно бросился бы вниз по лестнице и уселся у ее ног, как это делала Фанни. Возможно, там, под звездами, я и осмелился бы сказать ей правду.

На путь выздоровления, как ни странно, меня направили удивительные письма Исаака и Луизы. Они сообщали все последние домашние новости, а также прислали рисунки детишек и статью из «Чарльстонского курьера», где наш побег описывался как «чудовищная серия преступлений и убийств, совершенных призраком Ривер-Бенда», причем этим призраком называли не кого иного, как мистера Джонсона! Доводы в пользу этого приводились следующие:

Тело Эдварда Роберсона, владельца Ривер-Бенда, было обнаружено в сарае с перерезанным горлом. Именно так были убиты Большой и Маленький Хозяин Генри. Следовательно, виной всему — один и тот же человек. Кроме того, мистер Дэвис, управляющий плантацией Комингти, умер от ножевого ранения. В статье утверждалось, будто сам Эдвард Роберсон пригласил мистера Дэвиса в Ривер-Бенд, поскольку подозревал в убийствах своего управляющего.

Тело мистера Джонсона было обнаружено рядом с сараем с пулей в виске. Он явно покончил с собой, поскольку пистолет оказался у него в руке. Кроме того, у него была сломана челюсть, — вероятно, он перед смертью подрался со своим нанимателем, мистером Роберсоном. Кстати, у хозяина плантации обнаружилась глубокая ссадина на виске, — должно быть, убийца ударил его по голове рукоятью пистолета.