Читать книгу - "100 великих тайн советской эпохи - Николай Непомнящий"

Николая Степановича убили в самом расцвете его таланта; каждый новый сборник его стихов был новой гранью его творчества, новой вершиной, им завоеванной.

Мы не знаем, сколь мучительна была насильственная смерть Н. Гумилёва, но зато знаем, что умер он так же мужественно, как и жил: никого не предав, не оговорив никого из друзей и знакомых, не попытавшись спасти свою жизнь ценой подлости и измены.

Г. Иванов передает рассказ С. Боброва, поэта-футуриста, кокаиниста и большевика, возможно, чекиста, с каким достоинством Н. Гумилёв вел себя на расстреле: «Знаете, шикарно умер. Я слышал из первых уст. Улыбался, докурил папиросу… Даже на ребят из особого отдела произвел впечатление… Мало кто так умирает…»

В день ареста Н. Гумилёв провел свое последнее заседание литературного кружка, окруженный влюбленной в него молодежью. В этот вечер он был оживлен, в прекрасном настроении, засиделся, возвращался домой около двух часов ночи. Девушки и молодые люди провожали его. Около дома его ждал автомобиль. На квартире у него была засада, арестовывали всех пришедших, правда, потом освободили.

В тюрьму Николай Степанович взял с собою Евангелие и Гомера. Большинство знакомых Гумилёва было убеждено, что под арест он попал по ошибке и скоро будет освобожден.

О расстреле Гумилёва Петроград узнал 1 сентября 1921 г. из расклеенных по городу объявлений. Почему же гибель Н. Гумилёва так потрясла русское общество, уже привыкшее с февраля 1917 года к так называемому «красному террору»? После долгих лет забвения Николая Гумилёва, сопровождавших его посмертно лживых обвинений, мы еще не вполне ясно осознаем, что для многих его современников его расстрел был подобен убийству А. Пушкина.

Несмотря на всю рискованность такой акции, группа российских литераторов обратилась к советскому правительству с письмом в защиту Николая Гумилёва. Письмо подписали А. Волынский, М. Лозинский, Б. Харитон, А. Маширов (Самобытник), М. Горький, И. Ладыжников. Даже после расстрела многие не могли поверить, что советская власть решилась уничтожить Н. Гумилёва.

В наши дни печатаются выдержки из протоколов следствия по делу Гумилева, но много остается еще нераскрытым. Мы последовательно сначала узнали, что вина Николая Гумилёва была только в недонесении, хотя об этом, прочтя текст приговора, оказывается, писал еще А. Ф. Кони: «За это по старым прецедентам можно было только взять подписку о неучастии в противоправительственных организациях и отпустить».

И. С. Гумилёв

Но неужели одна сплошная выдумка – мемуары учеников Гумилёва Ирины Одоевцевой и Георгия Иванова, в которых написано, что Гумилёв был членом контрреволюционной организации и даже возглавлял ячейку, написал (и читал Г. Иванову) прокламацию для моряков, в кронштадтские дни ходил, переодетый, вести агитацию в рабочих кварталах, во время поездки в Крым летом 1921 года участвовал в вербовке уцелевших белых офицеров в эту организацию и т. п.? И как это похоже на Гумилёва с его склонностью к риску!

А если всего этого нет в материалах следствия, то ведь это может означать и то, что следователю Якобсону не удалось получить от мужественного поэта нужных показаний. За всем этим постоянно чувствуется какая-то недоговоренность. Арестован Гумилёв был по показаниям В. Таганцева, но, оказывается, были и другие источники, которые остались нераскрытыми. Ряду арестованных после просьб общественности наказания были смягчены (от двух лет заключения до помилования), но формально ни в чем не повинного Гумилёва это не коснулось. Мы полагаем, что главная причина расстрела Н. Гумилёва – вовсе не «таганцевское дело» и не участие в иной недоказанной контрреволюционной группе. Если бы даже никакого «таганцевского дела» не было, он все равно был бы обречен. И он сам чувствовал это. Тут и его зловещее предвидение в стихотворении «Заблудившийся трамвай», написанном им все в том же роковом 1921 году: