Читать книгу - "Флэшмен и краснокожие - Джордж Макдональд Фрейзер"

– Спасибо, Сьюзи, – тихо говорю я и нежно целую ее. – Но не надо плакать. Мне немногое известно о любви, но я чувствую, – дальше следовал тяжкий вздох, – что не в силах отказать тебе.

И это, кстати, была святая истина, в чем я и признался часом позже Спрингу. Хотя того вряд ли можно было счесть человеком, с которым приятно обсуждать сердечные дела, на карте стояли наши шкуры, и ему стоило быть au fait^[31]. Он пучился на меня, как вытащенная на берег акула.

– Но ты ведь женат! – кричит.

– Чш-ш! Не так громко. Она об этом не знает.

Глаза его расширились.

– Это многоженство! Боже Всемогущий, неужто для тебя нет ничего святого?

– Разумеется, и именно поэтому я не намерен продлевать свой союз далее приезда в Калифорнию, откуда…

– Я не допущу! – рявкнул он и в глазах его вспыхнул хорошо знакомый бешеный огонек. – Ты совсем забыл о приличиях? Потерял страх перед Господом, презренное животное? Как осмеливаешься ты попирать его священные законы, а?

По здравом рассуждении этого следовало ожидать. Хотя капитан Спринг доходил в своей эксцентричности до преступлений, на которые даже Нерон не отважился бы, он оставался фанатичным приверженцем формальных приличий вроде воскресной службы и послеполуденного чая. При первом признаке опасности он не моргнув глазом выкидывал за борт закованных в кандалы ниггеров, зато превращался в святошу, едва дело доходило до церковных гимнов, и под аккомпанемент его столь же завернутой супруги вся полупиратская команда «Бэллиол Колледжа» распевала «Господи, просвети разум наш». Все это следствие зубрежки «Тридцати девяти статей»^[32], даже не сомневаюсь.

– А что мне оставалось делать? – оправдывался я, пока он расхаживал по комнате, распинаясь про адские муки и несовершенство системы общественного образования. – Старая перечница дала понять, что если я не соглашусь, она тут же свистнет «пигов».^[33] Разве не видите: если буду гладить ее по шерсти, мы будем путешествовать без опаски, а потом прощай, миссис Уиллинк. Или Комбер, если на то пошло. В противном же случае нам прямой путь на виселицу!

Я едва не сболтнул, что уже проделывал такое раньше, с герцогиней Ирмой из Штракенца, но посмотрел на него и предпочел промолчать.

– И зачем только дозволил я ступить тебе на борт «Колледжа»?! – вопил он, размахивая руками. – Ты же ходячая куча гнили, porcus ex grege diaboli!^[34]

Но Спринг не настолько спятил, чтобы не видеть резона, и постепенно успокоился.

– Ладно, – говорит он, окинув меня самым испепеляющим из своих взглядов, – раз ты такой меднолобый, то да смилуется Господь над твоей душой. Чего не случится. Ба! С какой стати это должно меня заботить? Остается воскликнуть вместе с Овидием: «Video meliora proboque, deteriora sequor»^[35]. А теперь убирайся с глаз моих!

Но он меня напугал, должен признаться. Даже теперь я опасался: вдруг в его чокнутых мозгах шевельнется какой-нибудь винтик, и он выложит Сьюзи, что ее суженый уже является мужем и отцом? Поэтому я был озабочен и озадачен, когда Сьюзи пригласила нас с ним на ужин à trois^[36] в своем салоне. С самого начала еду нам приносили исключительно в наши комнаты, да и к тому же я знал, что первоначальное положительное мнение Сьюзи о Спринге изменилось не в лучшую сторону. Я кинул ей пару намеков на то, какая он свинья, да и, поскольку ему никогда не удавалось более-менее долго скрывать свой очаровательный характер, у нее вскоре начало формироваться собственное суждение.

– Небольшой праздник, – заявила она, когда мы расположились в ее салоне. – Смею предположить, капитан, что Бичемп уже сообщил вам радостную новость?

И она лучезарно улыбнулась мне. На ней был самый лучший наряд, смотревшийся чудовищно-вульгарно, но, должен признать, выглядела Сьюзи ничуть не старше возраста, на который претендовала, и была очень мила. К моему облегчению, Спринг включился в игру и пожелал ей счастья – про меня он забыл, и если выглядел не таким благодушным, как Пиквик, то, по крайней мере, держался вежливо и не бил посуду.

Да уж, бывал я на обедах и повеселее этого. Сьюзи в кои-то веки нервничала, что я списал на счет девичьей застенчивости. Она щебетала про цены на рабов, стоимость первоклассных желтых и про то, что кубинский рынок подскочил в последние дни до небес, и про изнеженных красавиц окторонок^[37], совершенно не пригодных к использованию в ее ремесле. Спринг более-менее поддерживал разговор, и они живо обсуждали, дает ли скрещивание коренных африканцев с мулатками наиболее крепкий товар – самая подходящая тема под пудинг. По прошествии времени речь его становилась все более сбивчивой и невнятной. «Неужто это выпивка так подействовала?» – подивился я. Тут капитан вдруг тяжело вздохнул, взгляд его остекленел; он ухватился за подлокотники кресла, как бы намереваясь встать, и рухнул лицом прямо в бланманже.

Сьюзи посмотрела на меня, приложив к губам указательный палец. Потом встала, приподняла его лицо из месива и посмотрела зрачок. Голова его вновь свалилась, как у набитой опилками куклы, лицо сделалось пунцовым.

– Отлично, – говорит она. – Брут!

Перед моим изумленным взором появился дворецкий, а за ним следом двое здоровенных детин в матросских бушлатах. Подчиняясь кивку Сьюзи, они подняли Спринга из кресла и, не говоря ни слова, выволокли его из комнаты. Сьюзи вернулась на место и отпила глоток вина, потешаясь над моим удивлением.

– Превосходно, – заявляет. – Ведь в наши расчеты не входит, чтобы он портил нам наш медовый месяц, не правда ли?

На мгновение я оцепенел.

– Ты ведь не сдашь его фараонам? Он же выдаст нас! Ей-богу, Сьюзи, он так и сделает…

– Если у него и представится такая возможность, то только где-нибудь в Кейптауне. Не думаешь же ты, что я способна на эдакую глупость? Или на подобное с ним обращение? – Она рассмеялась и похлопала меня по руке. – Капитан такого не заслужил: не может быть совершенно плохим человек, покончивший с Питером Омохундро. Кроме того, если бы не этот твой Спринг, разве я заполучила бы тебя? Но он сразу не пришелся мне по душе – прежде всего потому что не желал тебе добра. Я видела, как он смотрел на тебя и бормотал что-то на своем итальянском, или каком там еще, языке.