Читать книгу - "Кофе. Подлинная история - Марк Пендерграст"

Женский и детский труд

В Гватемале, как и в других местах, монотонную сортировочную работу всегда выполняли женщины (а в прежние времена и дети), прежде всего потому, что им можно было платить еще меньше, чем мужчинам. Помимо сортировки, женщины и дети участвовали и в сборе урожая, а мужчины выполняли все физически трудоемкие работы: расчищали участки, сажали деревья, обрезали сучья и рыли ирригационные каналы.

Сбор урожая на хорошей ферме – привольное, радостное занятие. Платят, может быть, и не так много, но больше, чем в другое время, и никто не вынуждает детей работать из-под палки. А в конце XIX века женщин и детей нередко заставляли трудиться долгие часы наравне с мужчинами. В 1899 году один наблюдатель описал, как «худые, одетые в лохмотья сборщики, большие и маленькие, отцы, матери и целые выводки полуголых ребятишек» идут собирать кофе.

Отец и мать приветствуют меня с почтением, врожденным за многие поколения. Потом из каждого уголка леса доносятся поющие голоса, они сливаются в женский хор – это поют нищие женщины, но они умеют, однако, чувствовать себя счастливее мужчин. Ребятишки собирают ягоды на нижних ветках, до которых могут дотянуться их маленькие руки. [На закате] глаза у малышей уже слипаются, они едва ковыляют, не помня себя от усталости и позабыв обо всем на свете. Многие женщины несут, помимо прочей поклажи, спящего ребенка.

Однако гватемальские женщины совсем не всегда чувствовали себя счастливыми в нищете и часто не выражали «почтения, врожденного за многие поколения». Мужчины нередко брали задаток, отрабатывать который должны были их жены и дети, то есть фактически продавали их труд. Хуана Доминго в 1909 году написала жалобу губернатору провинции Уэуэтенанго из тюрьмы, куда она попала за отказ повиноваться после того, как «была продана собственным отцом, по существующему у наших соплеменников обычаю». Надсмотрщики постоянно приставали к женщинам, а жаловаться порой выходило себе дороже. Управляющий одной плантации, например, согласился найти и наказать насильника, но все связанные с этим расходы приписал к долгу женщины17.

Таким образом, кофе в Гватемале привел к зависимости от переменчивого зарубежного рынка, к возникновению полицейского государства, к вопиющему социальному и экономическому неравенству и фактическому порабощению коренного населения. Большие финки, принадлежавшие латинос, немцам и другим иностранцам, которые обогащались в урожайные годы, использовали пришлую рабочую силу, насильственно согнанную из близлежащих горных районов. В последующие годы это кофейное наследие привело к постоянным восстаниям, раздору и кровопролитию в одной из красивейших стран мира. «Стратегию гватемальских властей, – пишет один латиноамериканский историк, – можно кратко сформулировать так: цензура прессы, изгнание или арест оппозиции, всеобщий полицейский контроль, покорная и зависимая государственная бюрократия, сосредоточение всех финансовых рычагов в руках связанных между собой династий кофейных магнатов и благоволение к иностранным компаниям».

Захват земель в Мексике, Сальвадоре и Никарагуа

По стопам Гватемалы последовали соседние страны с той лишь разницей, что кофейные поместья там обычно были меньше. На севере, в Мексике, Порфирио Диас привлекал американский капитал под свой «либеральный» режим (1877–1880, 1884–1911), при котором рабочие на плантациях сахарного тростника, каучуконосов, мексиканской пеньки (из нее делали веревки и канаты), табака и кофе мало чем отличались от рабов. Вербовщики, так называемые ловцы (enganchadores), заманивали людей ложью, посулами, а то и просто похищали. Смертность среди рабочих пеньковых плантаций на Юкатане или табачных в печально известном районе Валье-Насиональ была ужасающей. По-видимому, несколько лучше обстояли дела на кофейных финках южной Мексики в горах Чиапаса, поскольку сезонные рабочие каждый год туда возвращались по своей воле.

В Сальвадоре, небольшой, но густонаселенной стране на тихоокеанском побережье к югу от Гватемалы, индейцы оказались еще более бесправными. Если в Гватемале майя первоначально жили выше кофейных земель, то в Сальвадоре индейцы занимали как раз самые подходящие для кофе местности. Экспроприация земель началась в 1879 году, а последующие законы 1881–1882 годов отменили древнюю систему общинного землепользования. В 1880-х годах индейцы не раз восставали, сжигали кофейные плантации и обрабатывающие заводы. В ответ власти создали конную полицию, которая патрулировала кофейные районы и расправлялась с восставшими. Известная группа из 14 семейств, включая такие фамилии, как Менендес, Регаладо, де Сола и Хилль, владела большей частью кофейных плантаций Сальвадора. С помощью хорошо обученной полиции они поддерживали в стране хрупкий мир, прерывавшийся военными переворотами, которые заменяли одного военного диктатора другим.

В Никарагуа, к югу от Сальвадора и Гондураса, кофе начали культивировать довольно рано, но он не до такой степени определял направленность экономики, как в Гватемале и Сальвадоре. Кроме того, индейцы Никарагуа оказались более крепким орешком. На южных плоскогорьях кофе стали серьезно выращивать в 1860-х годах; там переход к новым культурам происходил сравнительно безболезненно. Но лучшие земли для кофе были расположены в северной части центрального нагорья и по большей части принадлежали индейцам. Начался знакомый процесс изъятия земли.

В 1881 году несколько тысяч индейцев захватили здание государственной администрации в Матагальпе, в самом центре кофейного региона, и потребовали прекратить насильственное порабощение. Армия подавила восстание; погибло больше тысячи индейцев. Но сопротивление продолжалось даже после того, как в 1893 году к власти пришел «либеральный» генерал Хосе Сантос Селайя, сын кофейного плантатора. Он правил страной до 1909 года, значительно усилил армию и расширил посадки кофе, несмотря на волнения и прочие эксцессы, в частности убийство крупнейшего плантатора Никарагуа.

Кофе и демократия в Коста-Рике

История почти всех «кофейных» стран Латинской Америки наполнена острыми внутренними конфликтами, насилием и кровопролитием. Единственным исключением из правила стала Коста-Рика. В 1994 году появилась интересная работа Роберта Уильямса «States and Social Evolution: Coffee and the Rise of National Governments in Central America» («Государства и социальная эволюция: Кофе и формирование национальных режимов в Центральной Америке»). По мнению Уильямса, способ, каким развивалось производство кофе в конце XIX века, во многом определил политические направления стран Центральной Америки и заложил традиции, существующие по сей день:

Экспансии кофе сопутствовали перемены в организации торговли, международных финансовых связях, способах привлечения рабочей силы и инвестиций, в международных политических отношениях. Но не менее сильно кофе влиял на внутреннее развитие: повседневную жизнь портов, столичных городов, национальных коммерческих центров и аграрной провинции. Он подчинял себе интересы коммерсантов, кредиторов, землевладельцев, мелких торговцев, специалистов по сельскому хозяйству, чиновников, городской бедноты и крестьянства… Внимательное изучение одного этого товара позволяет, словно призма, получить адекватную картину формирования государств Центральной Америки.

Как мы видели, в Гватемале и Сальвадоре выращивание кофе обернулось взрывным ростом кофейного производства, углублением социального неравенства, появлением крупных плантаций, принадлежавших богатой элите, и угнетением коренного населения. В Коста-Рике ставка на кофе привела к демократическому развитию, относительному социальному равенству, абсолютному преобладанию небольших ферм и медленному стабильному росту