Читать книгу - "Американский альбом - Селим Исаакович Ялкут"

увидела его первый раз, скажу честно, я испугалась. Это у меня такая натура. Рэглесс. Бесшабашная. Штаны он переделывал, пояс. Раньше нужны были новые дырки, теперь со старыми спадают.

Я предлагала, подшить. Но ему неудобно при мне в трусах. Ну, так сиди в одеяле. Не хочет. Хоть что такого. Вы бы видели, что я подшивала. Дальше тишина. Потому что я – хорошая портниха. И здесь это – профессия, можете мне поверить. Доктор не знает того, что я знаю. И не говорите мне, что Америка все может, и у нее все есть. У нее есть такие люди, как я, это верно. А отсюда все остальное – и талия, и рядом с талией…

Нужно понимать, что он за человек. С Нис он создал проблему. По-русски, Нис – это племянница, я так ее и зову, с большой буквы. Она за него, но к себе не пускает. Дерево на бэкярде обещал распилить, она ждала. Теперь он рвется, хотя бы траву подстричь, а ей уже не надо. Мерси и ауфидерзейн. Он клянется, что заблудился. Белла донна, кара миа. А сам играет в игру на компьютере. Но бабы от него без ума, берут на полное содержание. Нужно только двадцать четыре часа быть под рукой. И еще кое-где. Так это ему не подошло. Гордый, как Муссолини. В восемь часов ей нужен горячий завтрак, потому что она богатая и сидит дома. Ему уже лодка была куплена и что-то она на него переписала. А вышел большой бэнц. Теперь она всюду звонит и рассылает мессидж, какая он дрянь. Мужикам нельзя верить, а бабам еще меньше. Если он дрянь, так что ты хочешь его вернуть? Зачем?

Скажите, разве нет? Люди выбрасывают рекламу в корзину, не читая. Ненормальные. Там больше правды, чем у СиЭнЭн. С возрастом начинают расти уши. Представьте себе. Каждый год они немного добавляют. Профессор из Кембриджа, какой-то китаец открыл. Допустим, китайцу можно верить. Нужно набраться терпения, но для таких случаев оно есть. Она его спрашивает, Казанова, что ты там встал с линейкой? Что ты там собрался мерять? Женщины все одинаковы. Что он может ей сказать? Это не то, что ты думаешь. Иди, становись рядом, будем мерять вместе…

У вас есть ощущение праздника жизни? У меня пока нет. К нему приехать? Вы так думаете? Это два часа рулить. И потом он живет не один, у него сестра. В каком-то жутком месте. Так чего туда ехать, если он оттуда удрал? Сын у него религиозный, Библию читает целый день. А тенант, жилец, которому он сдал комнату, не работает, не платит. И сейчас имеет какие-то дела с наркотиками. Каждый раз нужно звонить, ехать, не ехать, вообще давно пора это все продать. Но он почему-то не хочет. Сын – супервайзер в строительстве, раньше делал шипы для рыбной ловли. Ему что-то сказали, он что-то ответил. Такой характер. Можно подумать, характер у него одного. В общем, на большой скорости и с большим дымом. Потом он красил мост в Нью-Йорке. Вы знаете, что такое, красить там мост? И на какой высоте он разгуливал. До Бога ближе, чем до нас с вами, если вы еще здесь.

Можете поверить, душевно я одинокий человек, но я должна двигаться. В этом мое счастье. Моя любимая дочь, моя любимая Нис этого не понимают. Есть такие, усядутся и станут себя жалеть, будто кому-то это интересно. Покажи зеркалу большую дулю и сиди себе дальше. Я так не умею. Наверно, когда-нибудь будет иначе, а пока, как есть. Лишь бы не хуже.

Он так меня любит, что мама миа. Считайте, я поверила, как в первый раз. Нис говорит, что ты хочешь. Нормальный мужчина для жизни. Такой, как есть. Да? Если хочешь, возьми себе. Нет, она еще подождет. А мы с ним едем на океан. Три дня. Он уже номер заказал, за месяц вперед. Так дешевле. Хорошо, а откуда он знал, что я соглашусь? А если нет? Он говорит, знаешь, я догадался…

Польский парад в Нью-Йорке

Шли на концерт органной музыки в церкви Святого Фомы, и вышли на Польский парад на Пятой авеню. Церковь как раз там.

Насмешливые языки называют поляков нацией сантехников. Пусть даже так, хотя вранье, конечно. Злоязычныки есть везде, легко шутить, пока унитаз целый. Участники парада успели переодеться и гаечные ключи оставили дома. Если где-то протекает, это не здесь. И не теперь. Все исправили, починили, все наладили. И теперь гуляют…

Сейчас праздник. Много девушек, молодых женщин и приятных с виду фемин загадочного возраста. У полячек это как-то так устроено с расчетом на лучшее, что ни надень – все впору. И они это знают. Понятно, почему польские кавалеристы бросались с пиками на немецкие танки. Иначе в дом не пустят, к утке с яблоками. Так любой бросится и еще спасибо скажет. Характер гоноровый, а урода такая, что никакой танк не страшен. Урода – это красота по-польски, специальное пояснение для русскоязычных, которые все понимают по-своему.

Вот они идут – широко, свободно, подминая авеню породистыми ногами. Белые юбки, алые жакеты. Пожарные машины (в цвет), и они здесь, никуда не спешат, парад – не пожар. Хотя звона много. Платформы с оркестрами, пешая музыка. Все с паузами, с настроением. Без портретов, только название на транспаранте. Городки вокруг Нью-Йорка. Во главе колонн – осанистые мужи, еще не старые, но с опытом и, похоже, не сантехники (хотя, кто знает). Трое в ряд. Люди видные. Коррупционеры, не иначе, но с заботой о народе. Это, как кормление младенца, ложку себе, ложку ему, ложку себе… Народ – он и есть младенец. Все съест, что дадут, а не дадут – значит, завтра… Народ чувствует – совесть есть (а много ли надо?), народ промыл горло и поет. Катят детские коляски, машут флажками. Мостовая лоснится от электрического света. Реклама бьет со стен. Помашешь с тротуара, из-за ограждения, тебе помашут в ответ. Прежде так было. А сейчас хар-размент кругом. Любуйся, сколько хочешь, а рукам воли не давай…

Ладно, не будем о печальном. Зато стоим, как в Лувре. Эх, если бы не хар-размент, конная полиция бы не уберегла. Такая урода. Сейчас выстроились, как зеваки на богатой свадьбе, и глазеем. Глазеем. Тепло и поощрительно.

Сан-Франциско

Жителей Сан-Франциско уместно называть францисканцами или францисканками. А как иначе? Когда францискане гроздьями висят на