Читать книгу - "Башмаки на флагах. Том 3. Графиня фон Мален - Борис Вячеславович Конофальский"

но она держала его в напряжении, словно противник, что ждёт удобного случая для атаки. А ещё он ожидал неприятностей, которые рано или поздно она может ему доставить. Но сейчас, сейчас она очень была ему нужна, он чувствовал, что только эта хрупкая девочка с тяжёлым и крепким, как люцернский молот, характером сможет ему помочь. Он нутром это чувствовал. А как иначе? Ведь не зря хитрый жид уговаривал его взяться за это дело, считая, что дело это нечистое. Теперь он и сам так думал.

В общем, день прошёл в мелких делах и мелких заботах. Если не считать того, что он просил Гренера проехаться до второго брода, посмотреть да послушать. Тот со своими людьми прокатился, постоял у тихого брода, но ничего там не увидел. Ни пикетов, ни застав, ни даже следов мужичья.

Так день и прошёл, а как стемнело, он с удовольствием снял доспехи и лёг спать.

— Господин, господин, — тряс его Гюнтер, держа в одной руке лампу, — к вам человек.

— Что? Какой человек? — не сразу сообразил Волков. — Утро уже?

— Ночь, господин, ночь… К вам солдат пришёл.

— Солдат? Зови, — приказал он, садясь на кровати.

Солдат вошёл в шатёр, с интересом осматриваясь.

— Ну, что случилось?

— Сержант к вам послал…Шум, господин. Кажись, мужики пошли куда-то.

— Пошли? Куда пошли?

— За рекой господин, кажется, идут… куда-то…

— А ты из какого пикета?

— Мы тут внизу под лагерем у речки стоим.

— И что, шум слышите?

— Ага. Топочут.

— Много их, куда идут, лошади есть, телеги есть?

— Так разве в темноте разглядишь…, — разводил руками солдат. — Может, есть телеги, а может, нет.

Понимая, что большего он от дурака не дождётся, Волков приказал Гюнтеру:

— Одежду давай и Фейлинга буди.

Он, Фейлинг, два стрелка охраны и солдат спустились к реке, тут и был пикет из четырёх солдат и двух стрелков.

— Ну, что звали?

— Господин, — заговорил сержант из стрелков, — невдалеке за рекой дорога есть, по ней отряд прошёл. Все слышали шум тихий.

— Огни были?

— Нет, только звуки, люди шли. Люди с железом.

— А сейчас есть звуки?

— Так послушать надо, — отвечал сержант.

— Тихо всем, — приказал Волков и стал прислушиваться.

Не то чтобы он слышал что-то отчётливое, но какой-то несвойственный ночи шум был. Да, был. То ли древко копья или пики трётся о кирасу, то ли башмаки по дороге стучат. Не разобрать, дорога-то не у самой реки. Солдаты и полковник прислушиваются и вдруг слышат тонкий писк. Волкову подумалось, что такой звук и показаться мог, но один из солдат тут же сказал:

— Телега. Телега скрипнула колесом.

— Точно, и телега перегруженная, — поддержал его другой. — С обозом идут.

— Может, то мужик какой местный, — предположил третий.

— Ага, мужик, — тут же взяли под сомнение его мысль другие, — в полночь-то. Траву косил до луны.

Теперь у Волкова сомнений не было, враг куда-то шёл, скорее всего, на запад. Зачем? Эх, как жаль, что разведку он организовать не смог. Толковых людей для этого у него не было. Не мальчишку же Гренера отправлять на опасное дело. Он не стал дальше прислушиваться, а поспешил вверх, к лагерю.

Его у входа встретил молодой ротмистр Мальмериг, дежуривший с сотней солдат из первой роты сегодня ночью.

— Господин полковник, что-то произошло?

— Пока не ясно, за рекой отряд хамов пошёл на запад с обозом.

— Хотят обойти нас и ударить с двух сторон?

— Я бы так и сделал, уж на две стороны пушек нам не хватит. Но… Мы сильно укрепили лагерь. Попытка штурма таких укреплений кончится для них большой кровью.

— Может, поднять людей? — предложил Мальмериг.

— Пока не нужно, — ответил полковник и пошёл в свой шатёр.

Спать он больше не собирался, какой теперь сон. Фейлинг и Гюнтер помогли ему облачиться в доспехи. После, взяв с собой десяток стрелков с сержантом, обходил и проверял другие посты и пикеты. Сам обходил, сам хотел убедиться в том, что всё тихо. И успокоился только когда на востоке, и на западной дороге, и в южном овраге у отхожих мест всё было тихо. Солдаты везде бодрствовали и ничего подозрительного не слышали. Он ещё раз спустился к реке, долго вслушивался, но ничего уже больше не услыхал. Вернулся в лагерь, когда солнце на востоке уже чуть осветило верхушки деревьев. В мае солнце раннее.

Весь следующий день он изводил и солдат, и офицеров дальними вылазками и разъездами. Всё никак не мог понять, куда же шли ночью мужики, и это его сильно тревожило. Очень ему нужно было знать, где враг. Поэтому к полудню, не дав ни солдатам, ни офицеру пообедать, он отправил почти всю свою кавалерию с Гренером во главе, две сотни людей из первой роты с ротмистром Хайнквистом и полсотни стрелков по западной дороге с наказом всё осмотреть, но при малейшей опасности бегом возвращаться обратно.

Около часа с волнением ждал их, и когда они вернулись, то сообщили ему, что в округе ни единой души, даже заблудшего мужика на дороге они не видели.

Нет, нет. Что-то тут было не так, не один он слышал, что ночью кто-то на том берегу реки куда-то двигался. А тут вдруг врагом и не пахнет. Словно и не было его никогда.

«Максимилиан уже сегодня должен быть в Ланне и сегодня же с Агнес выехать обратно. Два, ну или три, дня, и он привезет её сюда. Господа молю, чтобы за эти три дня ничего не произошло».

А уже ближе к вечеру на западной дороге появились два всадника.

То были гонцы, от маршала письмо привезли. Письмо было коротким и злым:

Господин полковник Фолькоф, то было моей стариковской ошибкой на столь важное дело посылать такого неумелого человека, как вы. Вы бахвалиться и выставляться мастер, в одежды царские рядиться хороши, но как до дела, так и лагерь вы ставите не там, где велено, и людей ваших мужицкий сброд побивает крепко. Теперь хамы знают, что мы пришли, и тайно переправиться, переправиться без боя на тот берег нам не дадут. И в том ваша заслуга.

То, что обоз вам удалось сохранить, так это чудо, равное чуду Рождественскому. За чудо сие Господу молюсь неустанно. Теперь уж держитесь крепко в лагере своём, раз встали, ландскнехты сегодня подошли к нам, более ждать нет нужды. Я уже завтра со всеми силами выступаю к вам. Берегите обоз и лагерь, без них кампании не быть. Да хранит вас Господь.

Кавалера едва не перекосило от презрительного