Читать книгу - "Авантюристы. Морские бродяги. Золотая Кастилия (сборник) - Густав Эмар"

Прошло несколько дней. Флибустьеры продолжали мастерски разыгрывать свои роли. Делая вид, будто строго проверяет отчеты, Монбар сумел приобрести расположение интендантов, спустив кое-кому с рук некоторые мелкие ошибки. Отделавшись легче, чем предполагали, интенданты превозносили до небес мудрость, честность, а в особенности выдающиеся способности ревизора.

Флибустьер под предлогом того, что хочет видеть все собственными глазами – а такова в действительности и была его цель, – не давал себе ни минуты отдыха и беспрестанно ездил из Маракайбо в Гибралтар, из Гибралтара в Маракайбо, осматривая берег и мотая на ус информацию, добытую из болтовни губернатора. При этом Монбар успешно делал вид, что все услышанное ни в малейшей степени не интересует его.

В свою очередь, Мигель Баск с тщанием занимался измерениями и гидрографическими расчетами, которые приводили испанцев в восторг, потому что расчеты эти давали самые блестящие надежды на коммерческую будущность колонии.

Филипп, не признаваясь Монбару в причинах, удерживавших его в Маракайбо, попросил позволения остаться в городе, чтобы, как он сказал, наблюдать за властями и при необходимости иметь возможность уведомить своих товарищей об опасности. Флибустьер улыбнулся про себя, услышав эту просьбу, и, не требуя объяснений, предоставил молодому человеку свободу действовать по собственному усмотрению. При этом Монбар посоветовал Филиппу соблюдать чрезвычайную осторожность, ведь малейший неверный шаг с его стороны может безвозвратно погубить успех предприятия.

Надо сказать, что положение Филиппа было чрезвычайно трудным. Дон Фернандо д’Авила принимал молодого человека, как того требовал этикет, то есть любезно. Но достойный губернатор, не подозревая, кем в действительности был личный секретарь графа дель Аталайя, чутьем, свойственным ревнивцам и опекунам, угадал в нем влюбленного. В общении с Филиппом губернатор держал себя до того церемонно, холодно и проявлял такую чисто кастильскую спесь, что всякая попытка сойтись ближе становилась невозможной.

Филипп был взбешен. Каждый раз, возвращаясь домой после бесполезного визита к губернатору, он предавался припадкам страшного гнева, который казался бы смешным, если бы молодой человек, действительно влюбленный, не страдал так ужасно.

Дело в том, что дон Фернандо не представил свою питомицу флибустьерам по их приезде в Маракайбо. Он держал ее взаперти в комнатах, из которых за все это время она вышла только раз, покинув дом в плотно закрытом паланкине, окруженном толпой слуг. Таким образом всякая попытка общения с ней была обречена на неудачу. Правда, донья Хуана постоянно посещала церковь, но входила туда через специальную дверь и оставалась в галерее с решеткой, за которой была совершенно невидима. Напрасно молодой человек, хорошо знавший испанские обычаи, отправлялся в церковь раньше всех и становился возле чаши со святой водой. Он предлагал святую воду очаровательным женщинам, многие из которых улыбались, кокетливо приподнимая кружева мантильи, но их улыбки и призывные взгляды ничего не значили для него. Та, которую он ждал, не являлась, и он уходил из церкви со смертельной тоской в сердце. Как все влюбленные, обманувшиеся в ожиданиях, он составлял в голове самые безумные и совершенно невыполнимые планы.

Ломая голову над тем, что же ему делать, молодой человек наконец убедил себя, что доньи Хуаны нет в Маракайбо, что дон Фернандо отвез ее в Санто-Доминго. Эта мысль настолько завладела Филиппом, что он решился, каковы бы ни были последствия, напрямую расспросить обо всем губернатора в тот же вечер, во время прогулки по аламеде^[39].

Было около четырех часов пополудни. На прогулку не имело смысла отправляться раньше семи вечера. Следовательно, у Филиппа было три часа, чтобы подготовиться к разговору с доном Фернандо. Но чем ближе был этот час, тем труднее казалось Филиппу привести в исполнение свой план. Действительно, каким способом мог он выведать у человека, с которым был знаком всего несколько дней, где находится девушка, о существовании которой ему ничего якобы не известно? Как воспримет дон Фернандо странные вопросы Филиппа? Какое право имеет молодой человек задавать их? Дело было серьезным, настолько серьезным, что юноша с унынием опустился на стул, скрестил руки на груди и признался себе полном своем бессилии. Пробило семь. Филипп вскочил, будто от электрического удара, и схватил шляпу.

– Я все-таки пойду, – прошептал он, – кто знает, может быть, мне повезет!

В эту минуту в дверь комнаты дважды постучали.

– Кто там? – вздрогнув, спросил Филипп.

– Я, – ответил хриплый голос Данника.

– Иди к черту! – с досадой воскликнул молодой человек. – Ты мне не нужен!

Ответить на вопрос, кто же ему нужен, Филипп постеснялся. Но Даннику не пришло в голову расспрашивать.

– Так-то вы меня принимаете! – засмеялся он. – Благодарю за любезность.

– Чего тебе?

– Ничего.

– Зачем же ты меня беспокоишь?

– Вас спрашивают.

– Кто?

– Право, не знаю. Но мне показалось, что под мантильей, в которую эта особа закутана, скрывается старуха.

– Ну ее к черту! – сказал Филипп.

– Должно быть, сегодня вы расположены всех посылать к черту, – заметил Данник.

– Ты мне надоел. И никакую старуху я не хочу знать.

– Как вам угодно, – заметил Данник, качая головой, – но, быть может, напрасно вы так горячитесь. За старухой в Испании всегда появляется молодая особа, а ведь мы с вами находимся на самой что ни на есть кастильской земле. Смотрите не прогадайте!

Эти слова поразили Филиппа.

– А ведь, быть может, ты и прав! – воскликнул он. – Безобразна твоя старуха?

– Отвратительна! Настоящая ведьма, явившаяся с шабаша.