Читать книгу - "Религия - Тим Уиллокс"

Эта последняя, бездушная, мысль была насквозь фальшива, и мысль, ей противоположная, не давала ему уснуть сильнее других. Он никогда не забудет нежных и прямодушных дам, которых привез из-за моря. Точно так же, как он не забыл мать, не забыл Бритту и Герду.

На следующее утро Тангейзер проснулся и решил, что сумеет позаботиться об Орланду — если тот еще жив, — не подвергая их обоих опасности мучительной смерти. Поскольку Тангейзер твердил о нем в горячечном бреду, Аббас пытался забрать мальчика, которого видели в утро падения Сент-Эльмо, но захватившие его корсары были непреклонны. Трофеев в тот день досталось совсем мало, и после таких огромных жертв они были готовы держать мертвой хваткой даже трехногую козу из одной только гордости.

* * *

На заливе Марсамшетт царила суматоха, он топорщился лесом мачт и парусов. Из Александрии и Триполи пришли корабли, нагруженные продовольствием. Другие корабли отправлялись в эти же города с грузом раненых. Корабли повсюду чинились и переоснащались. Тангейзер провел полдня, внимательно осматривая побережье, обмениваясь любезностями, благословениями и время от времени непристойными ругательствами с встречавшимися по пути алжирцами, хотя ни разу не возникло нужды хвататься за оружие. После многочисленных бесед и напрасно возбужденных надежд он случайно заметил Орланду: тот отскребал грязь и водоросли от днища галеры. Мальчик был полностью погружен в работу и, во всяком случае издалека, выглядел не хуже, чем прежде. Тангейзер не стал его беспокоить, а продолжил свои расспросы.

Он выяснил, что мальчик теперь является собственностью капитана этой самой галеры, человека с острыми чертами лица по имени Сали Али. Он был из команды великого Драгута Раиса, который умер в тот день, когда Тангейзера вывезли из развалин крепости. Сали был алжирец по рождению, что было в определенном смысле большим облегчением, поскольку самыми грязными и порочными из всех корсаров Варварского берега слыли вероотступники из христиан, такие как сам Драгут. Тангейзер с Сали Али отошли под тень навеса, пили сладкий чай и беседовали. Тангейзер дал ему мельком увидеть вытатуированное на руке колесо, на случай, если алжирца сбило с толку его одеяние; они обменялись комплиментами, и каждый нахваливал доброе имя собеседника, о коем не имел ни малейшего понятия. Затем Тангейзер невзначай обмолвился, что был бы не прочь приобрести себе раба-христианина, мальчика крепкого сложения, и переговоры начались.

Потребовалось два с половиной часа, прежде чем сделка состоялась. Едва ли какой-нибудь европеец из знакомых Тангейзера сумел бы выдержать эту беседу — даже Борс придушил бы Сали минут через двадцать пять. Но для Тангейзера это была манна небесная. Он любил подобные игры — обучился он им с трудом, как обучаются всем любимым играм, у настоящих мастеров с базаров Бейрута, Требизонда и Буйук-Карси, которые смеялись и потирали руки, видя, как он приближается, — и уже скоро Тангейзер понял, что добьется от Сали своего, поскольку корсар попался в расставленную им ловушку: Тангейзер с умыслом держал у бедра нарезное ружье. Сали был, разумеется, не настолько вульгарен, чтобы сразу спросить о ружье, а всего лишь выразил вслух свое восхищение. Тангейзер был только счастлив продемонстрировать, насколько мастерски сделано ружье, какой хитроумный в нем механизм, как выстрел следует немедленно за нажатием на курок и что оружие свободно от примитивных приспособлений вроде горящего куска шнура. Он позаботился о том, чтобы не дать несчастному алжирцу взять ружье в руки. Постепенно Сали убедился, что нарезное ружье не продается — за любую цену, пусть даже она будет гораздо выше стоимости грязного раба-мальчишки. В том и заключалось искусство Тангейзера — создать у собеседника именно такую иллюзию. На это ушли первые два часа; и Тангейзер был счастлив, что сумел это сделать. Настал момент, когда отчаянное желание Сали заполучить себе ружье снизило стоимость Орланду донельзя, и вот тогда Тангейзер предложил попробовать тот опиум, который он привез с собой.

Он достал из кафтана кусочек размером с грецкий орех, и глаза Сали от жадности превратились в узенькие щелки. Появился кальян, они смешали часть опиума с цветками конопли, раскрошенным изюмом и табаком и курили в душной тени: Тангейзер — со сдержанностью того, кто и сам становился жертвой подобного способа убеждения, а Сали — с опрометчивой благодарностью человека, чьи нервы, несмотря на улыбку, были натянуты до предела. Сали был не первым из тех, кто верил, будто бы, если немного расслабиться, способность к торгу лишь увеличится. И когда чудодейственная масса произвела свое воздействие, шум и зловоние гавани растаяли и Сали начал раскачиваться вместе со своим стулом в каком-то шаге от рая, Тангейзер сумел купить мальчика всего-навсего за две четвертинки опиума. Остатки маленького шарика он оставил в знак признательности, чтобы Сали мог хвастать, что не продешевил — ведь кто знает? — мир так тесен, вдруг в один прекрасный день они снова встретятся.

Доверенный слуга Сали привел Орланду с залива. Тангейзер не поворачивался к нему лицом, дожидаясь подходящего момента, а затем он шагнул вперед, оказавшись между Сали и мальчиком. Он пригвоздил Орланду к земле жестким взглядом и, делая вид, будто почесывает бороду, приложил палец к губам: это был знак мальчику, чтобы тот ничем не выдал их знакомства.

Орланду, быстрый как змея, тут же обратил свое изумление от нежданной встречи в угрюмость человека, не желающего быть предметом купли-продажи. Доверенный слуга Сали, который уловил витающий под навесом запах от кальяна, был весь охвачен надеждой, хотя и тщетной, приложиться к мундштуку, поэтому их безмолвный диалог прошел незамеченным. Сали потешил себя тем, что заехал Орланду кулаком в ухо, мимоходом наказывая ему вести себя прилично, поскольку теперь он будет служить благородному господину. Судя по взглядам, какими обменялись алжирцы, Тангейзер понял: они нисколько не сомневаются, что он покупает себе мальчика в качестве любовника, да и Сали многократно заверил его, что Орланду «мальчик непорочно свежий», но сейчас был момент неподходящий, чтобы обижаться на оскорбительные предположения. Сали Али выразил надежду, что это не последняя их сделка, и Тангейзер заверил корсара, что так оно и есть. После чего они распрощались, Тангейзер поехал верхом на кобыле, положив ружье на луку седла перед собой, а Орланду бежал за ним, цепляясь за стремя так, словно от этого зависела его жизнь.

* * *

Когда они уехали из поля зрения Сали, Тангейзер перешел на шаг. Он не смотрел вниз, желая сохранить достойный вид. У него на бедре, укрытая от взглядов, висела сумка, набитая еще четырьмя фунтами черного золота. Он засмеялся. Он не помнил, когда смеялся в последний раз, и настроение у него значительно улучшилось.

— Итак, — произнес он по-итальянски, — ты вернулся к своему прежнему занятию и скребешь корабли. Я разочарован.

— Куда мы идем? — спросил Орланду.

— Как, ни слова благодарности?

— Я думал, ты погиб. Я горевал по тебе и молился за твою душу, хотя и был уверен, что ты проклят.

— Стыдно быть таким маловером. Разве я не сказал тебе, что мы еще увидимся снова?

— Почему тебя не было так долго?