Читать книгу - "Рыцари света, рыцари тьмы - Джек Уайт"

В улыбке Алисы уже не было и следа прежнего гнева и раздражения:

— Нет, брат Стефан, не об этом — можете вздохнуть спокойно и забыть о моих злопыхательских речах. Я — дочь своего отца и нежно его люблю. Он добрый и справедливый, и мне претят лишь его королевские ухватки — мужской норов и напор… мужская спесь — не знаю, как лучше выразиться. То есть мне кажется, что именно эти черты в его натуре не позволяют ему видеть мир глазами женщины. А на вас, поскольку вы монах, намеренно отлучившийся от мирских дел и всецело посвятивший себя радости и славе выполнять истинную волю Господню, мой приговор всем мужчинам, очевидно, не распространяется.

— Всем мужчинам? Я не ослышался, сеньора? — замигал рыцарь.

— Почти всем, брат Стефан, а если быть точнее — большинству тех, с кем мне приходится жить бок о бок. Я теперь вижу, что с прибавлением у мужчины могущества его общество много теряет в приятности… Те же, кто еще только надеется дорваться до власти, как, например, наш обожаемый епископ Одо, становятся и вовсе несносными.

— Значит, вы недолюбливаете мужчин.

Стефан не спрашивал, но принцесса согласно кивнула:

— Не всех, далеко не всех, но исключений мало. Мне неприятны многие из тех, кто у власти, а те, кто тянется к ней, мне попросту отвратительны, потому что они своей алчностью сминают слабых. — Заметив гримасу на его лице, принцесса добавила: — Поверьте, мне прекрасно известно, что слабые, так называемые обычные люди могут быть такими же скотами и преступниками, как и их якобы лучшие собратья. Прошу понять меня правильно: я лишь хочу сказать, что нынешнее общество, основанное на системе феодов, выгодно только тем, кто держит эти владения в своих руках.

А это значит, брат Стефан, что оно одинаково плохо для всех, поскольку даже те, кто забрался на самую вершину власти, не могут ручаться, что с течением времени не переместятся куда-нибудь пониже. Я бы изменила такое положение, если бы могла, но это мне не по силам: я не более чем женщина, а женщины в мире мужчин даже бесправнее сервов… Но что с вами? У вас на лице написано, что вы хотите поделиться какой-то мыслью?

— Нет, сеньора, не хочу.

— Ну что ж, как знаете. Тогда пора нам с вами наконец начать.

Она резко хлопнула в ладоши, и в дверях в дальнем конце залы показался старик.

— Иштар, — произнесла она, остановив свой взгляд на рыцаре, когда вошедший подошел к ним, — это брат Стефан из общины, разместившейся в конюшнях у Храмовой горы. Впрочем, сейчас он у меня в гостях в качестве сира Стефана Сен-Клера. Будь добр, проводи его в купальню. Сир Стефан?

Ее высоко вздетая правая бровь означала то ли вызов, то ли любопытство — Стефан не разобрался, но не позволил раздиравшим его сомнениям отразиться на своем лице: пока он шел в эту залу, они и так успели заполонить его разум. Рыцарь предугадывал, что принцесса, скорее всего, заставит его помыться, и осознавал всю угрозу для своего целомудрия, которую повлечет его согласие. Пока он нечист, Алиса даже не подойдет к нему, потому что вонь оскорбляет ее обоняние; но стоит ему показаться перед ней только что вышедшим из горячей ванны — распаренному, выскобленному и благоухающему, как отношение к нему в корне изменится. Тогда ей ничто не помешает приблизиться к монаху, а он не очень надеялся на свою стойкость и даже на готовность противостоять исходящему от нее обаянию, и тогда уже сам вопрос о роли умысла в совершении греха станет бессмысленным…

Выбор было легко обозначить, но очень трудно сделать — какой бы из путей Сен-Клер ни выбрал. Он мылся месяц назад, поэтому был пока в сносном состоянии и вполне мог отказаться от приглашения, сохранив, таким образом, верность обету, — тем более что он уже заранее приготовился победить в будущих словопрениях с принцессой. Все зависело от того, сколь велико было ее желание и потребность в общении с ним и что именно она намеревалась у него выпытать.

Ко всему прочему, теперь Стефану приходилось также брать в расчет неожиданное расположение, выказанное ему сегодня Алисой де Бурк. Отказ подчиниться ее просьбе вызовет у принцессы только раздражение и разрушит ту дружелюбную и невиданную по откровенности атмосферу, в которой протекала их беседа. Здесь-то и таилось главное затруднение: Стефан не мог представить ничего более важного — ни для себя, ни для ордена Воскрешения, чем доскональное выяснение, что Алиса уже успела узнать и какие еще факты она надеялась почерпнуть у него. Из этого следовало, что ему стоило уступить ее требованию искупаться и, использовав благоприятные последствия такого соглашательства, выудить у принцессы все необходимые сведения добром, нежели собирать их по крохам в неприятельском споре.

Приняв все это во внимание, а особенно важность нынешнего собеседования для братии и для их старинного ордена, Стефан решился поставить свое целомудрие под несомненную угрозу — тем более что оно и так уже пострадало — и принять приглашение помыться, а потом уже всерьез приняться за предстоящее ему дело. Он молча посмотрел на принцессу — она, вздернув подбородок и все так же приподняв бровь, выдержала его взгляд. В нем рыцарь прочитал — предвкушение? — гадая, каковы ее истинные намерения.

— Я помню, сеньора.

Слова вырвались у него непонятно как: они будто уже вертелись на языке, и он не успел удержать их. Алиса уставилась на Сен-Клера — рыцарю показалось, что изумление на ее лице смешивалось со смятением, а может, даже испугом. Впрочем, она тут же нашлась и спокойно спросила:

— Что вы помните, брат Стефан?

Он легко улыбнулся, дивясь, что слова находятся без всяких усилий.

— То, что мне говорили. Вам неприятны не мужчины, а вонь, исходящая от немытых мужчин.

Она прищурилась на мгновение и кивнула:

— Верно вам говорили, брат Стефан. Теперь ступайте с Иштаром. А ты, Иштар, пришли ко мне Эсфирь, пожалуйста. — Тут она снова обратилась к Сен-Клеру: — Когда закончите, я буду ждать вас здесь.

* * *

Старый евнух повел Сен-Клера по извилистым коридорам, через многочисленные дворики обширного владения, некогда принадлежавшего мечети аль-Акса, а ныне ставшего дворцом второго христианского короля Иерусалима. Проходя через лабиринт помещений, Стефан озирался, надеясь подметить знакомые подробности обстановки, но не обнаружил ничего, что могло бы вызвать в нем хоть отдаленные воспоминания. Увы, это только подтверждало его прежнее подозрение, что, находясь здесь в заточении, он едва ли отдавал себе отчет в происходящем, а лучше сказать — едва ли был в сознании.

Ванные, куда его привели, рыцарь тоже видел впервые в жизни и немало удивился этому обстоятельству, потому что одни из самых стойких воспоминаний были связаны как раз с роскошью и упоительной негой долгих часов, проведенных в теплой воде терм. Озадаченный, он обернулся к Иштару и натолкнулся на испытующий взгляд старика.

— Я что-то не припомню этого места, — растерянно произнес Стефан, ненамеренно делясь с евнухом своим затруднением.

— С чего бы вам помнить? Вы же здесь никогда не были.