Читать книгу - "Бастард де Молеон - Александр Дюма"

Донья Мария неотлучно находилась на своей террасе, считая дни и часы, ибо она угадывала, вернее, чувствовала, что в невозмутимом спокойствии мавра таится какая-то угроза для нее и Аиссы.

Мотриль был не тот человек, чтобы вести себя столь сдержанно; прежде он никогда не скрывал свою жажду мести столь искусно, что целых две недели враги ни в чем не могли его заподозрить.

Весь поглощенный устройством празднеств для короля и доставкой золота в казну дона Педро, готовый в любую минуту призвать в Испанию сарацин и, наконец, увенчать чело своего повелителя обещанными двумя коронами, Мотриль, казалось, только и занимался государственными делами. Он меньше заботился об Аиссе, заходил к ней лишь вечером и почти всегда вместе с доном Педро, который посылал девушке самые редкостные и роскошные подарки.

Аисса, узнавшая о любви короля от Мотриля, затем от своей подруги доньи Марии, принимала его подарки, а получив их, равнодушно откладывала; относясь к королю с тем же равнодушием, хотя и не сомневаясь, что распаляет тем самым его страстное желание, она жадно искала во взгляде Марии, когда встречалась с ней, признательности за свое благородное поведение.

Донья Мария отвечала взглядом, который словно говорил Аиссе: «Надейся! План, задуманный нами, каждый день вызревает в тайне; скоро вернется мой гонец, он принесет тебе любовь твоего прекрасного рыцаря и свободу, без которой нет настоящей любви».

И вот день, которого так нетерпеливо ждала донья Мария, настал.

Он начался светлым утром, какое под чудесным небом Испании бывает только летом, когда на каждом листочке увитой цветами террасы сверкала роса. В комнату доньи Марии вошла уже знакомая нам старуха.

— Сеньора! — тяжело вздохнула она. — О сеньора!

— А, это ты. Что случилось?

— Сеньора, Хафиз приехал.

— Хафиз, какой Хафиз?

— Товарищ Жильдаза, сеньора.

— Как, Хафиз? А где Жильдаз?

— Приехал Хафиз, сеньора, а Жильдаза с ним нет, вот что!

— О Боже! Пусть войдет. Тебе что-нибудь еще известно?

— Нет, Хафиз не захотел говорить со мной, а я, как видите, сеньора, плачу, ведь молчание Хафиза ужаснее, чем все страшные слова любого другого человека.

— Ладно, успокойся, — сказала донья Мария, вся дрожа, — успокойся, ничего страшного, Жильдаз, вероятно, задержался, и все тут.

— Ну, а почему Хафиз не задержался?

— Не волнуйся, пойми, меня успокаивает возвращение Хафиза. Ясное дело, Жильдаз не стал удерживать его, зная, что я волнуюсь, он выслал Хафиза вперед, значит, вести у него добрые.

Мамку успокоить было нелегко; впрочем слишком поспешные утешения госпожи звучали малоубедительно.

Вошел Хафиз.

Как обычно, он был спокоен и скромен. Глаза его выражали почтение; так у кошек или у тигров глаза расширяются, если они видят кого-нибудь, кто их боится, и сужаются, почти закрываются, когда кто-нибудь смотрит на них гневно или властно.

— В чем дело? Ты один? — спросила Мария Падилья.

— Да, госпожа, один, — робко ответил Хафиз.

— А где Жильдаз?

— Жильдаз, госпожа, — озираясь, прошептал сарацин, — умер.

— Умер? — воскликнула донья Мария, в испуге скрестив на груди руки. — Значит, он умер, бедняга? Как это случилось?

— В дороге, госпожа, он заболел лихорадкой.

— Он же такой крепкий!

— Верно, крепкий, но воля Аллаха сильнее человека, — наставительно заметил Хафиз.

— Заболел лихорадкой, о Господи! Но почему он не сообщил мне?

— Госпожа, мы ехали вдвоем, — сказал Хафиз. — В Гаскони, в ущелье, на нас напали горцы, их привлек звон золотых монет.

— Звон золотых монет? Какие вы неосторожные!

— Французский сеньор, он был такой радостный, дал нам золота. Жильдаз подумал, что в горах он один, только со мной, и ему взбрело в голову пересчитать наше сокровище, но вдруг в него попала стрела, а мы увидели, что нас окружила толпа вооруженных людей. Жильдаз вел себя храбро, мы отбивались.

— О Боже мой!

— Когда мы совсем лишились сил: ведь Жильдаза ранили, он истекал кровью…

— Бедный Жильдаз! Ну, а ты?

— Я тоже истекал кровью, госпожа, — ответил Хафиз, медленно засучивая рукав и обнажая покрытую шрамами руку. — Ранив нас, воры забрали наше золото и убежали.

— Ну, а дальше, Господи Боже, что дальше?

— Дальше, госпожа, у Жильдаза начался жар, он почувствовал, что умирает…

— Он ничего тебе не сказал?

— Сказал, госпожа, когда глаза его почти закрылись. Слушай, сказал он, ты должен жить! Будь таким же преданным, как и я, скачи к нашей госпоже и передай ей в собственные руки письмо, что доверил мне французский сеньор. Вот оно.

Хафиз вытащил из-за пазухи шелковый мешочек, продырявленный ударами кинжала и выпачканный кровью.

Вздрогнув, донья Мария с ужасом взяла его и стала внимательно рассматривать.

— Письмо вскрыто! — воскликнула она.

— Вскрыто? — спросил сарацин, глядя на нее большими удивленными глазами.

— Да, печать сломана.