Читать книгу - "Моя жизнь среди индейцев - Джеймс Уиллард Шульц"

в азартные игры, участвовал в скачках, но все же моя жизнь в лагере не была только одной непрерывной цепью легких развлечений. Я часами просиживал со знахарями и старыми воинами, изучая их верования и обычаи, слушая рассказы о богах, повествования о войне и охоте. Я посещал различные религиозные церемонии, наблюдал патетические обращения знахарей к Солнцу, когда они молились о здоровье, долголетии и счастье своего народа. Все это было чрезвычайно интересно.

Увы, увы! Почему эта простая жизнь не могла продолжаться и дальше? Зачем железные дороги и мириады переселенцев наводнили эту чудесную страну и отняли у ее владельцев все, ради чего стоит жить? Индейцы не знали ни забот, ни голода, не нуждались ни в чем. Теперь из своего окна я слышу шум большого города и вижу бегущие мимо торопливые толпы. Сегодня резкая холодная погода, но большинство прохожих – и женщин, и мужчин – легко одеты, лица у них худые, а в глазах светятся грустные мысли. У многих из них нет теплого крова для защиты от ненастья, многие не знают, где добыть пищу, хотя рады были бы изо всех сил работать за пропитание. Они увязли в колее, и нет у них другой возможности освободиться, кроме смерти. И это называется цивилизация! Я считаю, что она не дает ни удовлетворения, ни счастья. Только индейцы, жители прерий, в те далекие времена, о которых я пишу, знали полное довольство и радость, а ведь в этом, как нам говорят, главная цель человека – быть свободным от нужды, беспокойства и забот. Цивилизация никогда не даст этого, разве что очень-очень немногим.

Глава IV

Поход за лошадьми

Молодые и пожилые мужчины из племени черноногих постоянно отправлялись в военные походы группами от десяти человек до пятидесяти или даже больше. Они развлекались, устраивая набеги на окрестные племена, вторгавшиеся в обширную область охоты черноногих, угоняли лошадей у врагов, а если удавалось, приносили из набегов скальпы [12]. Возвращение отряда после удачного похода обставлялось торжественно. В нескольких милях от лагеря участники похода облачались в живописные боевые наряды, красили лица, украшали лошадей орлиными перьями, расписывали им шкуры, а затем спокойно подъезжали к вершине холма, с которого была видна деревня. Здесь они запевали военную песню, бешено нахлестывая коней, пускали их вскачь и, стреляя из ружей, гоня перед собой взятых у врага лошадей, мчались с холма в долину. Задолго до их появления лагерь уже кипел от возбуждения. Женщины, побросав работу, выбегали навстречу воинам, за женщинами медленнее и спокойнее шли мужчины. Как женщины обнимали вернувшихся невредимыми любимых! И сейчас же начинали раздаваться голоса, поющие хвалу мужу, сыну или брату. «Вернулся Лисья Голова! – восклицала какая‐нибудь женщина. – О, ай! Вернулся храбрый Лисья Голова и гонит перед собой десять лошадей из вражьего табуна. И он принес с собой скальп врага, убитого в бою. О храбрец! Он принес оружие убитого врага, храбрый Лисья Голова!»

Так каждая женщина восхваляла доблесть своего родственника. А вернувшиеся воины, усталые, голодные, но гордые своим успехом, довольные, что они опять дома, расходились по своим палаткам, где их верные спутницы – матери, жены, сестры – спешили приготовить им мягкое ложе, принести свежую воду и подать праздничный обед из отборного мяса, пеммикана и сушеных ягод. Женщины, счастливые и гордые, не могли усидеть на месте; время от времени какая‐нибудь из них выходила и, проходя между палатками, снова пела хвалу своему любимому.

Как только один из отрядов возвращался, другие индейцы, побуждаемые удачей предшественников и соперничая с ними, составляли новый отряд и отправлялись в поход против кроу, ассинибойнов, кри или какого‐нибудь из племен по ту сторону Хребта мира, как они называют Скалистые горы. Поэтому я не удивился, когда однажды утром друзья сообщили мне, что собираются отправиться в набег на ассинибойнов.

– И если хочешь, – сказал в заключение Говорящий с Бизоном, – можешь отправиться с нами. Ты ведь помогал своему другу выкрасть девушку, можешь также попробовать угнать лошадей.

– Я еду с вами, – ответил я.

Когда я рассказал Ягоде о своем намерении, он и его жена стали энергично возражать.

– Ты не имеешь права рисковать жизнью, – сказал мне друг, – из-за каких‐то лошаденок.

– Подумайте, как ваши родные будут горевать, – вторила ему жена, – если что‐нибудь с вами случится.

Но я уже твердо решил отправиться и не собирался отступать. Не ради стоимости лошадей или другой возможной добычи: меня привлекала острота и новизна предприятия. Нас было тридцать человек; предводительствовать нами в качестве начальника отряда должен был Мощная Грудь, суровый опытный воин лет сорока. Ему принадлежала магическая трубка, которая, как считалось, обладала большой силой. Он брал ее с собой во многие походы, и она всегда приносила воину и его отряду удачу, помогала выйти невредимыми из столкновений. Но, несмотря на все это, нам пришлось пригласить старого знахаря помолиться вместе с нами в священной парно́й перед выступлением в поход и поручить ему молиться за нас ежедневно. На этот ответственный пост мы пригласили старика Одинокого Вапити – его магия была очень могущественной и уже много лет оказывалась угодной Солнцу.

Парная была недостаточно велика, чтобы вместить нас всех. За один раз в нее входила только половина отряда. Я со своими двумя друзьями оказался в последней группе. У входа в священную палатку мы сбросили кожаные плащи или одеяла – больше на нас ничего не было, – пролезли через низкий вход и молча расселись кругом внутри; в палатку подавали раскаленные камни и бросали их в яму посередине. Одинокий Вапити начал обрызгивать их, макая в воду хвост бизона. Удушливый горячий пар окутал нас, и Одинокий Вапити запел молитвенную песню, обращенную к Солнцу, к которой мы все присоединились. Затем старик долго и сосредоточенно молился, призывая Солнце быть к нам милостивым, провести нас невредимыми через все опасности и даровать нам успех в нашем предприятии.

После молитвы Одинокий Вапити набил магическую трубку, зажег ее поданным снаружи углем, и трубка пошла по кругу; каждый из нас, выпустив дым к небу и к земле, произносил короткую молитву к Солнцу и Матери-земле. Когда пришел мой черед, я тоже помолился, как умел, вслух, как и все остальные. Никто не улыбался. Товарищи мои верили, что я искренне считаю себя одним из индейцев, говорю, думаю и поступаю как они. Я хотел узнать этот народ, узнать как следует, и считал, что единственный путь для достижения этой цели – пожить некоторое время их жизнью. Итак, я горячо