Читать книгу - "Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая - Нелли Шульман"

– Леблан, Леблан… – с фотографии на документах смотрело упрямое, хмурое лицо. Снимок сделали, когда волосы у Лауры отросли. Она одолжила, у товарок щипцы для завивки и помаду. Волны темных волос падали на плечи:

– Я в парикмахерскую ходила, перед чаем, в отеле. Чаем, и танцами… Меня никто не пригласил… – работая с Густи, она слышала щебет девушки, по телефону. Полковник Кроу каждый день звонил жене. Если кузен был свободен от дежурств, он привозил Густи в Блетчли-парк и забирал вечером, на ягуаре. Девушка целовала мужа, они держались за руки. Лаура старалась не смотреть в сторону круглого живота, под твидовой юбкой, не слышать безмятежный голос Густи:

– У нас все хорошо, милый, не волнуйся. В рефрижераторе пастуший пирог. Разогрей духовку и подожди полчаса. Я сделала кекс, с лимоном и яблоками… – Густи понижала голос, отворачиваясь:

– Я тебя люблю, я скучаю… – Лаура сжимала карандаш, так, что белели костяшки, на пальцах.

На исповеди она плакала, признаваясь в зависти. Священник, наставительно, замечал:

– Вы сами решили оставить вашего сына на попечении отца. Христианин несет ответственность за свои поступки. Нельзя желать дурных вещей близким людям… – святой отец указывал, что Лаура, наоборот, должна быть особенно приветлива к Густи, должна помогать девушке:

– Она гость в нашей стране, – мягко сказал священник, – Библия учит нас заботиться о пришельцах. Вы испытываете похоть, по отношению к ее мужу, и это большой грех. Молитесь блаженной Елизавете Бельгийской, покровительнице целомудрия. Блаженную скоро канонизируют, с ее мужем. Они много лет прожили в безгрешном браке, и ни разу не соблазнились. А вы.., – закончил священник, – вели себя, как блудница, поддавшись, похоти. Вы продолжаете творить подобное.., – Лаура призналась, что у нее была связь, с мужем Густи.

– То есть со Стивеном… – поправив плед, на плечах, она отхлебнула остывшего кофе, из жестяной фляги. Лаура чиркнула спичкой:

– Ничего я творить не собиралась. Я просто сказала, что мне стыдно с ним встречаться, даже по-родственному… – Лаура не знала, рассказывал полковник Густи о той ночи, или нет. Спрашивать о подобном было, конечно, невозможно:

– Наверное, нет… – она вспоминала ясные, голубые глаза девушки, – и вообще, Густи, не виновата. Она со Стивеном любят друг друга… – Лаура могла бы поменять священника, ходить на исповедь в Бромптонскую ораторию, в Лондоне. Святой отец в Оксфорде, был строгим. Он считал, что незамужняя женщина должна стыдиться, как он выражался, похотливых действий:

– Подобные практики толкают вас в пучину разврата, – доносилось до Лауры из-за бархатной занавески, – вы должны их избегать… – Лаура думала, что Густи тоже ходит сюда к исповеди:

– Ей в чем признаваться? – усмехалась женщина, выходя из церкви, закуривая сигарету:

– Она в счастливом браке, ждет ребенка… – Лаура, все равно, продолжала ездить в Оксфорд. Где-то в глубине души, женщина надеялась, что студенты обратят на нее внимание. После исповеди она, обычно, пила кофе, в одной из многочисленных забегаловок, закинув ногу на ногу, скучающе посматривая вокруг. Молодые люди сидели с девушками, младше Лауры на десять лет. Никто не замечал одинокую женщину, в простом костюме, с прядью седины на виске:

– Густи моя ровесница… – горько думала Лаура, – почему он выбрал ее, а не меня… – до них дошли вести о свадьбе Наримуне. Лаура, несколько раз, порывалась написать письмо, Регине. Она понимала, что Наримуне тоже ничего не сказал жене:

– Мальчик думает, что я умерла… – Лаура, ночью, всхлипывала, уткнувшись в подушку, – его вырастит она… Регина. Она тоже уверена, что меня больше нет… – Лаура не могла заставить себя сесть за письмо:

– Это бесчестно. Я обещала Наримуне, что никогда не стану искать встречи с маленьким… – Йошикуни снился ей, в белой, вязаной шапочке, в пеленках. Сын прижимался к ее груди, темные реснички дрожали. Лаура, каждый год, в день его рождения, заказывала мессу, за здоровье мальчика.

Парадное фото, пришло в Лондон, из Сендая, две недели назад. Лаура заставила себя не вздрагивать, глядя на лицо сына:

– Он вытянулся. Мальчик мой, мой хороший… – женщина, ставшая ему матерью, носила элегантное, светлое кимоно. Темные, уложенные в высокую прическу волосы, украшали цветы. Она держала кружевной, пышный сверток, Наримуне, в официальном кимоно, с гербами рода Дате, стоял, положив руку на плечо жены:

– Он не улыбается… – Лаура смотрела на бесстрастное, красивое лицо, – это не положено, по этикету… – она видела теплые искорки в глазах графа, видела ласковую улыбку Регины. Шире всех улыбался мальчик, прижавшись к боку женщины. Йошикуни носил детское кимоно, расшитое журавлями. Лаура не могла попросить у тети Юджинии снимок, однако она и сейчас, закрыв глаза, видела лицо сына.

– Пусть будет счастлив… – Лаура допила кофе и вытерла лицо, – Регина хорошая женщина, добрая. Она его вырастит, у него сестричка появилась. Господи… – Лаура заставила себя не плакать, – позаботься о мальчике, пожалуйста… – в церкви она вставала на колени перед Мадонной:

– Дай мне увидеть моего ребенка. Хотя бы издалека, ненадолго. Война закончится, Наримуне привезет семью в Европу. Может быть, мы встретимся. Они будут гостить, на Ганновер-сквер. Мне нельзя умирать. Я должна выжить, чтобы посмотреть на мальчика. И больше ничего мне не надо.

Свернув карту, Лаура кинула ее на скамью, устроив сверху пустую флягу. В фюзеляже не было иллюминаторов. Она сверилась с часами. Самолет выходил в расчетную точку.

Приподнявшись, она посмотрела на огни приборов, в кокпите, на широкую спину полковника Кроу:

– Сороковой прыжок у меня, – поняла Лаура, – вряд ли кто-то из женщин прыгал больше. Если только летчицы, в СССР… – она велела себе думать о деле. После приземления, Лауре надо было избавиться от парашюта и комбинезона, переодеться и отправиться в Фужер. Прыгала она в совсем глухом месте. Ей предстояло миновать тридцать миль, меняя деревенские автобусы. Джон предупредил ее, что в этом районе нет немецких гарнизонов:

– Они только в Ренне стоят… – заметил кузен, – по окрестностям, правда, шныряют полицейские Виши. Но у тебя отменные документы, затруднений не возникнет… – кроме отменных документов, у Лауры был передатчик и браунинг, в сумочке. И то, и другое, в случае обнаружения, означало немедленный арест, и передачу в гестапо.

– Закусочная тетушки Сюзетты, второй стол справа от входа. Вы не оставите мне последний танец? – поднявшись, Лаура сбросила плед:

– Мне надо вернуться. Надо, чтобы война закончилась, как можно быстрее. Надо увидеть мальчика… – красная лампочка замигала, она услышала из кокпита прерывистый сигнал. Полковник кивнул второму пилоту.

Стивен смотрел на изящный профиль. Кузина, решительным движением, натянула парашютный шлем. Вещевой мешок висел на стройной спине. Она выставила вперед смуглый подбородок. Стивен вздохнул:

– Она хорошая женщина. Пусть будет счастлива, пожалуйста. Пусть встретит человека, который ее полюбит… – вздернув бровь, кузина постучала по стеклу хронометра. Они удачно миновали западное побережье Франции, и сейчас были в семидесяти милях на северо-восток, от Ренна. Стивен не хотел слишком долго болтаться над расчетной точкой. Он знал, что у французов есть крупная авиационная база в Шатодене: