Читать книгу - "Подлодка - Лотар-Гюнтер Буххайм"

— Восхвалите Господа нашего трубами и кимвалами, — заводит речитативом торпедный механик Хекер. — Наконец-то хоть места здесь прибавится, — поясняет он мне, вытирая с шеи пот вонючей тряпкой, претендующей на звание полотенца.

Он поторапливает своих кули ^[78]:

— Поторапливайтесь, ребята, поторапливайтесь — поднимайте их повыше!

— Мазнуть разок вазелином, и прямиком в дырку! — Арио, в притворном возбуждении повиснув на цепях талей, начинает рывком выбирать их, подбадриваемый хекеровскими хау-рук. ^[79] — Да! — Да! — Трахай меня! — Трахай! — Ты, похотливое животное… о!.. о!.. да!.. да!.. — Давай же, маленький негодник! — О, да! — Ты… — Вот так! — Глубже! — Не останавливайся! Еще! Еще!

Я потрясен, что в такой сумасшедшей запарке у него еще остается дыхание на это. У другого моряка, который тоже тянет тали, ожесточенное выражение лица. Он притворяется, что не слышит Арио.

Когда первая торпеда оказывается внутри пускового аппарата, Берлинец, расставив ноги, отирает с торса пот ручным полотенцем, затем передает грязный лоскут Арио.

Появляется первый вахтенный, чтобы посмотреть, как укладываются в отведенное время. Люди работают как одержимые. Никто ничего не говорит, слышны только хау-рук Хекера да иногда сдавленные проклятия.

Вернувшись в кают-компанию, я нахожу Старика, вытянувшего прямо перед собой ноги в своем привычном углу на койке шефа, откинувшегося на спину, как человек в конце долгой, утомительной железнодорожной поездки. Его лицо запрокинуто вверх, рот приоткрылся. Из уголка тянется ниточка слюны, пропадающая в бороде.

Я не знаю, что делать. Ему нельзя лежать здесь, в таком виде, чтобы его видели все, снующие мимо. Я громко откашливаюсь, будто у меня запершило в горле — и Старик моментально пробуждается, выпрямившись в один миг. Но он ничего не говорит, лишь жестом приглашает присесть.

Наконец он спрашивает, запинаясь:

— Как там дела на носу?

— Одна рыбешка уже внутри трубы. Они там уже все почти готовы. Я имею ввиду людей — не работу.

— Хмм! А на корме вы были?

— Нет, там слишком много работы.

— Да уж, там должно быть действительно погано. Но шеф справится: он чертовски искусный танцмейстер.

Затем он кричит в сторону камбуза:

— Еду! И для вахтенных офицеров тоже.

И теперь обращаясь ко мне:

— Никогда не стоит упускать случай отпраздновать победу — хотя бы только куском хлеба и маринованным огурцом.

Приносят тарелки, ножи и вилки. Вскоре мы уже сидим за правильно сервированным столом.

Я повторяю про себя, как идиот: «С ума можно сойти — просто рехнуться». Перед моими глазами — гладкий чистый стол, тарелки, ножи, вилки, чашки, освещенные уютным электрическим светом. Я уставился на Старика, помешивающего чай блестящей ложечкой, на первого вахтенного офицера, разделывающего колбасу, на второго вахтенного, разрезающего вдоль маринованный огурец.

Стюард задает мне вопрос, не хочу ли я еще чаю.

— Я! ? Чаю? Ах, да! — его вопрос не сразу доходит до меня. В моей голове еще гремят сотни глубоководных разрывов. Каждый мускул ноет от отчаянного напряжения. У меня свело правое бедро. При каждом укусе я ощущаю свои челюстные мускулы — это от сильного стискивания зубов.

— На что вы там так пристально смотрите? — спрашивает командир с набитым ртом, и я поспешно подцепляю вилкой кусок колбасы. Не позволяй глазам закрыться. Ни в коем случае не начинай размышлять. Жуй, тщательно пережевывая пищу, как ты обычно делаешь. Переведи глаза. Моргни.

— Еще огурчик? — предлагает Старик.

— Да, пожалуйста — спасибо!

Из прохода доносится глухой топот. Это Инрих, что ли, сменивший в рубке акустика Херманна, пытается обратить на себя внимание? Громкий топот сапог, затем он объявляет:

— На двухстах тридцати градусах — глубинные взрывы.

Его голос звучит намного выше, чем Херманна, тенор вместо баса.

Я пытаюсь сопоставить его рапорт с нашим курсом. Два румба по левому борту.

— Ну, пора всплывать, — говорит Старик с полным ртом. — Корабельное время?

— 06.55, — отвечает штурман с поста управления.

Старик поднимается, дожевывая пищу, стоя ополаскивает рот большим глотком чая, и в три размашистых, уверенных шага оказывается в конце прохода:

— Через десять минут мы всплываем. Занесите в журнал: «06.00, зарядили торпеды. 06.55, на двухстах тридцати градусах слышны глубинные взрывы».

Затем он возвращается и опять забивается в свой угол.

Появляется запыхавшийся Хекер, глотающий ртом воздух. Ему приходится сделать пару глубоких вдохов, прежде чем он может выдавить хоть слово. Боже, взгляни на него! Пот течет с него ручьями. Он еле стоит на ногах, докладывая:

— Четыре носовых торпеды заряжены. Кормовой аппарат…

Он собирается продолжить, но Старик перебивает его:

— Очень хорошо, Хекер; ясно, что мы пока не в состоянии добраться до него.

Хекер старается принять суровое выражение лица, но теряет равновесие. Он удержался от падения лишь потому, что успел ухватиться за верх шкафчика.

— Ох уж эта молодежь! — замечает Старик. — Иногда они просто удивляют! — И потом добавляет. — Когда торпеды заряжены, чувствуешь себя совсем по-другому!

Я догадываюсь, что сейчас у него есть всего одно желание — атаковать эсминец, который гонял нас. Он снова поставит все на одну карту, но, вне всякого сомнения, он задумал что-то еще…

Он решительно встает, застегивает на своей дубленой безрукавке три пуговицы, поглубже натягивает фуражку на голову и направляется на пост управления.

Объявляется шеф, дабы сообщить, что неисправности в кормовом отсеке устранены при помощи материала, оказавшегося на борту лодки. Оказавшееся на борту лодки — это тоже самое, что подручный материал, то есть ремонт — временный.

Я пролезаю на центральный пост следом за Стариком.

Вахта мостика уже находится в полной готовности. Второй инженер занял позицию за операторами рулей глубины. Лодка быстро поднимается. Скоро мы окажемся на перископной глубине.

Не тратя времени на слова, Старик поднимается в боевую рубку. Заработал мотор привода перископа. Опять раздаются щелчки, перемежаемые паузами. Я не в силах нормально дышать, пока сверху не доносится громкий, чистый голос:

— Всплытие!

Эффект от выравнивания давления подобен удару. Мне одновременно хочется и заорать, и как можно глубже вдохнуть воздуха, но вместо всего этого я просто стою, как и все остальные, собравшиеся тут. Действуют лишь мои легкие, закачивая внутрь меня свежий морской воздух. Сверху раздается голос командира: