Читать книгу - "Дочь Волка - Виктория Витуорт"

– Тогда иди. – Сама того не желая, она подхватила его язвительный тон. – Найди Луду. Скажи ему, что я приказала дать тебе все необходимое. Потом иди спать.

– Алврун… – Он обернулся к ней.

– Иди.

Он долго и пристально смотрел на нее, потом развернулся и сделал так, как ему было велено, но от его покорности Элфрун стало только хуже. После его ухода она, онемев и ощущая комок в горле, застыла, глядя в пустой проем двери. Затем она пошла в ткацкую мастерскую, села за свой станок и усилием воли заставила себя собраться и считать нити, следить за цветами и не слишком сильно стучать батаном^[52] по краю ткани. Она оставалась в этом полумраке весь день, разговаривая только в случае крайней необходимости.

Позднее вечером вернулся Видиа со всеми своими спутниками за исключением Атульфа. Туман наконец рассеялся, вечер был теплым, все вокруг золотилось от лучей закатного солнца. В дверь мастерской несмело заглянула женщина и, поманив ее, сразу же ушла.

– Мы ничего такого не нашли. Ну, следы копыт, конский навоз, загашенный костер. И еще вот это. – Видиа кивнул одному из своих спутников, и тот вывел вперед своего коня и сбросил с его спины разломанную и смятую корзинку из ивовых прутьев. Это была котомка Финна. Не нужно было заглядывать внутрь нее, чтобы понять, что все «сокровища» исчезли.

– И что, непонятно, куда они ушли?

– Атульф остался там. Все еще ищет что-нибудь. Он просил не волноваться – вернется он поздно.

– Он там один? – Ей не удалось скрыть тревогу в своем голосе.

Видиа пожал плечами:

– Он может постоять за себя.

– Один против троих вооруженных мужчин? – А ведь их могло быть и больше, чем трое.

– Леди, – голос Видиа предательски дрогнул, выдав его крайнюю усталость, – вы ведь и сами пытались спорить с ним раньше. И чего вы добились?

Она кивнула, согласившись, что с ним спорить бесполезно. Он был прав. За год или около того ее младший кузен, которого, как ей казалось, она хорошо знала, исчез. Атульф стал мужчиной. У него был меч. Он сам мог позаботиться о себе.

– Спасибо, Видиа.

Его лицо смягчилось.

– Всегда к вашим услугам, леди. – Помолчав, он добавил: – Я бы хотел с вами поговорить, найдется у вас время? Это важно. Но только не прямо сейчас – мне нужно поесть и обогреться, да и вы слишком устали, чтобы и я еще нагружал вас этими проблемами.

– Конечно. Когда ты будешь готов, в любое время. – Слишком опечаленная, чтобы дать волю своему любопытству, она подобрала сломанную корзинку и унесла ее в конюшню.

Здесь было тихо: все лошади по-прежнему находились на летних пастбищах. Сначала она подумала, что здесь никого нет, но затем увидела Гетина и мальчика-собачника; при ее приближении тот, испуганно округлив глаза, закивал ей и приложил палец к губам.

На соломе лежал Финн и крепко спал. Войдя сегодня утром в ткацкую мастерскую, Элфрун приказала одной из женщин устроить ему постель в конюшне и перевязать ему плечо; можно было только догадываться, как сильно разошелся кровоподтек, поскольку рана была скрыта под мягкой тканью серой туники. Он выглядел спокойным и даже умиротворенным, насколько это было возможно в его положении. Хоть он и сказал, что она сильно отощала, «кожа да кости», но и сам он напоминал лишь тень прежнего Финна. Она присела рядом, пристально вглядываясь в его лицо. Пользуясь его забытьем, она вела себя довольно бесцеремонно, но ничего не могла с собой поделать. Теплый воздух в конюшне был пропитан сладковатыми запахами свежего сена.

– Выходит, это твой мужчина? – Сзади к ней неслышно подошла Сетрит.

К ней тут же, виляя хвостом, подбежал Гетин.

Элфрун покраснела и быстро встала; возражение, крутившееся на языке, так и не прозвучало. Мой мужчина. Она попробовала эти слова на вкус, произнеся их одними губами, беззвучно.

– Ну, значит, я ошиблась, – сказала Сетрит. – Видишь ли, – она обошла Элфрун и стала сбоку, – мой отец говорит, что здесь находится нищенствующий бродячий торговец, которого нужно гнать из Донмута кнутом. Еще он просил передать, что он пошлет людей на болото, чтобы те разобрались с той мертвечиной. Сожгли всю эту нечисть. Его слова, так и сказал.

Элфрун кивнула, полностью проигнорировав первые фразы Сетрит. Ну да. Те трупы. Это необходимо сделать.

– Кто ранил его? И кто убил их всех?

Этого вопроса Элфрун и боялась.

– Неизвестно. Какие-то злодеи.

– Все так говорят. А знаете, что лично я думаю по этому поводу, леди?

– Думаешь?

Женщины какое-то время в упор смотрели друг на друга, и Элфрун в конце концов все-таки потупила взгляд.

– Я уже говорила тебе раньше. Не следовало топить Хирела.

Элфрун с трудом сглотнула.

– У Ингельда было перерезано горло. Он был раздет. Не заколот копьем и не брошен тонуть в болоте. Это не одно и то же.

– Но весьма похоже. Ограблен и убит. – Сетрит выдержала паузу, глядя сверху вниз на Финна. – А что ты здесь делаешь? Он красавчик, не правда ли? Но выглядит как холодная рыба. Жизни в нем осталось мало. Вот Танкрад – это выбор получше.

Элфрун сдержалась и не вспылила.

– Конечно, в нем мало жизни – в настоящий момент. Но это ведь… не обычное его состояние. Он просто ранен, вот и все. – Она снова присела рядом с ним, загораживая его от Сетрит, как будто он нуждался в защите от ясных васильковых глаз этой женщины.

– Ранен? – Сетрит рассмеялась своим прежним журчащим смехом, который столько лет невыносимо резал слух Элфрун. – Так это его оправдание?

– Как бы то ни было, завтра утром он уйдет.

– А ты просто отойдешь в сторонку и дашь ему уйти. – Сетрит покачала головой. – Лучше уж заставь его отвести тебя в тот монастырь к монашкам, о котором все время твердит твоя бабушка. Там тебе самое место.

– Что ты хочешь этим сказать? – Элфрун начала подниматься на ноги, но Сетрит только пожала плечами и вышла во двор.

Просто отойдешь в сторонку и дашь ему уйти…

Элфрун села у ног Финна. Кто-то укрыл его старым одеялом, дыхание его было легким и размеренным. Ее собственный плащ, грязный и мятый, висел в зале. После всех ночных испытаний он нуждался в чистке. Она скрестила ноги и, сложив руки на коленях, стала разглядывать свои сплетенные коричневатые пальцы с неухоженными ногтями. Да и разлохмаченный край ее выцветшего синего платья с заплатками был выпачкан в грязи. Эти ногти – просто стыд. Абархильд наверняка сказала бы что-нибудь по этому поводу. «Сказала бы раньше», – мысленно поправила она себя. В последнее время ее бабушка была очень рассеяна и слишком погружена в какие-то воспоминания. Замечание, полученное от нее, было бы добрым знаком того, что она возвращается к жизни.