Читать книгу - "Колонисты - Джек Кавано"

Название пиратской шхуны «Голубка» я позаимствовал у реально существовавшего в интересующий нас период торгового судна, которое делало рейсы в Средиземноморье. Согласно сохранившимся документам, в 1736 году его экипаж поднял мятеж (впрочем, я использовал для романа лишь название судна, но не его историю). Названия остальных кораблей также взяты из достоверных источников, за исключением имени «Спасение», которое является вымышленным.

История о превращении в пирата майора Стида Боннета (глава 23) почерпнута мною из документов. Фактом является и суд над майором, который состоялся в 1718 году.

История войны Короля Филипа, как это ни прискорбно, также соответствует действительности. В рассказе о ней упоминаются реально существовавшие лица.

Природа исторического романа предполагает изложение вымышленных событий на соответствующем эпохе фоне. Из бытовавших в конце XVII — начале XVIII века реалий и культурных практик в романе упомянуты: обычаи, связанные с похоронами (перчатки, кольца, надгробие, расходы на похороны, обряд погребения); постоянная угроза столкновения с волками и вознаграждение за подстреленного волка; обычай хранить провизию в кладовой; уклад университетской жизни (процедура поступления, разговоры по-латыни, особенности курса обучения); ход церковной службы и внутреннее обустройство церкви (скамьи с ограждением и т. д.). Проделки героев, описанные в главе 3, позаимствованы из исторических источников. Также документально обоснованны эпизоды, связанные с ухаживанием и вступлением в брак (добрачная близость одетых и запеленатых в простыни влюбленных, переговорное устройство для влюбленных, свадебная церемония). Воссоздать резервацию наррагансетов мне помогла карта, составленная в 1709 году. Описывая улицы Бостона и бухту Бэк, я обращался к карте капитана Джона Боннера от 1722 года. Поселения «молящихся индейцев» и их локализация; Дерево смерти, на котором было повешено множество людей; жестокое обращение с командой, имевшее место на борту торговых судов, также являются фактами истории.

Большие семьи, подобные семье Энн Пирпонт, в которой было четырнадцать детей, считались для своего времени нормой. Количество детей в семье Морган я ограничил, чтобы не усложнять сюжет.

Историческими личностями в романе являются индейский вождь Король Филип, первый христианский мученик из североамериканских индейцев Джон Сассамон, миссионер Джон Элиот, проповедник Джордж Уайтфилд и упомянутый мимоходом недоброй памяти губернатор Эндрос.

Вымышленные герои — члены семьи Морган, Витамоо и Вампас (хотя эти имена типичны для эпохи), Дэниэл Коул, Энн Пирпонт и Питер Гиббс. Пенелопа и члены семьи Чонси тоже вымышленные персонажи, хотя я использовал фамилию Чарльза Чонси, который был вторым ректором Гарварда в 1654–1672 годах. Капитан «Голубки» и члены ее экипажа, равно как жестокий и подлый капитан Барлоу — плод воображения автора.

Несколько слов об исторических документах и подлинных источниках, упомянутых в романе. Это перевод Библии на алгонкинский язык, выполненный Джоном Элиотом; книга Джона Хиггинсона «Дело Господа и Его народа в Новой Англии», которую читает Бенджамин Морган; книга «Псалмы залива» и песни из нее. Фразы на алгонкинском языке приводятся по обширному исследованию Роджера Вильямса «Ключ к американскому языку». Все стихи, автором которых названа Энн Брэдстрит (первая женщина в Америке, завоевавшая признание своим поэтическим творчеством), действительно написаны ею. Песня Филипа «Малютка Мохи» передавалась из поколения в поколение; ее текст приводится в «Летописи Америки». «Бостонский вестник» — первая газета, появившаяся в колониях. Индейская песня о вере, которую исполняют «молящиеся индейцы» в главе 7, называется «Гимн, услышанный под открытым небом», и относят ее к эпохе пилигримов; эту песню поют по сей день. Проповедь Джорджа Уайтфилда включает фрагменты двух проповедей — «Место для всех» и «Неопалимая купина».

Стихи, приписанные Энн Пирпонт, взяты из разных источников. Стихотворение для надгробного камня было выбрано из немногих интересных надписей, зафиксированных в намогильных памятниках того периода. Стихотворение «О, дитя» использовано мною с любезного согласия талантливого поэта Джудит Дим из Пайн Вэли (Калифорния); стихотворение Энн о любви написала моя одаренная пятнадцатилетняя дочь Элизабет.

В главе 7 мне хотелось острее передать страх и отчаяние Филипа, впервые попавшего к индейцам и не понимавшего, о чем они говорят. Потому я оставил реплики на алгонкинском языке без перевода. Читателю вместе с Филипом приходится догадываться о намерениях индейцев по выражению их лиц, жестам и действиям. Но, допуская, что кто-то хотел бы видеть этот эпизод не «немым», я предлагаю ниже другой его вариант — со всеми переведенными репликами.

— Англичанин! — закричал один из индейцев, указывая на него. Филип застыл на месте словно изваяние. Бежать было бесполезно. Он не столь проворен, к тому же им ничего не стоило подстрелить его. Стараясь не терять самообладания, он настороженно следил за приближающимися индейцами. Двое из них были молоды, а третий постарше — скорее всего, ему уже шел пятый десяток. Молодые индейцы имели при себе ножи и луки. Их товарищ держал в руках мушкет. Один из индейцев, молодой человек хмурого вида, остановился в отдалении, а его спутники вплотную подошли к Филипу.

— Кто ты? — громко вопросил старший. Рядом с ним плечом к плечу стоял индеец с пером в волосах.

Филип смущенно пожал плечами.

— Я не знаю вашего языка, — сказал он. — Вы говорите по-английски?

— Где ты поселиться? — крикнул индеец с пером, словно это могло помочь Филипу разобраться в сказанном.

— К сожалению, я вас не понимаю, — самым благожелательным тоном произнес Филип. — Я ищу поселок «молящихся индейцев». Вы не знаете, где он находится?

Индеец с мушкетом покачал головой и усмехнулся.

— Мы друг друга не понимать!

Филип снова пожал плечами. Молодой индеец, наблюдавший за разговором со стороны, стоял, сложив на груди руки. Он не сводил с непрошеного гостя ненавидящих глаз.

— Говори! — закричал индеец с пером и ударил Филипа по плечу.

Филип пошатнулся, но устоял на ногах.

— Я не желаю вам зла, — медленно выговорил он. — Позвольте мне продолжить мой путь.

Индеец с пером рывком сорвал с головы Филипа шляпу и с простодушным изумлением осмотрел ее. Затем нахлобучил шляпу на себя, предварительно вытащив из волос перо. Краснокожие засмеялись, даже хмурый индеец чуть улыбнулся бледной улыбкой.

Филип не предпринимал никаких попыток вернуть себе шляпу. «Пусть берет. Не погибать же из-за нее», — решил он.

Между тем индейцу в шляпе пришла в голову новая мысль. Он взял свое перо и воткнул его Филипу в волосы. Это вызвало очередной взрыв смеха. Филип не шелохнулся. Его щеки пылали от гнева.

И тут индеец в шляпе внезапно рассвирепел: ему, по-видимому, не понравилось, что Филип не принимает участия в общем веселье. Ткнув молодого человека кулаком в плечо, он крикнул:

— Давай драться!