Читать книгу - "Королева Марго - Александр Дюма"

– Вы напрасно храбритесь, я вижу что вы слегка побледнели.

– Вероятно, я слишком много спал, и в этой вине я чистосердечно раскаиваюсь.

– Полно, полно! Не прикидывайтесь, я все знаю.

– Будьте добры, жемчужина моя, объяснить мне, в чем дело, потому что я ничего не знаю.

– Скажите откровенно: о чем вас расспрашивала королева-мать?

– Королева-мать? Меня?! Разве она собиралась говорить со мной?

– Как?! Разве вы с ней не виделись?

– Нет.

– Ас королем Карлом?

– Нет.

– Ас королем Наваррским?

– Нет.

– Но с герцогом Алансонским-то вы виделись?

– Да, сию минуту я встретился с ним в коридоре.

– И что он вам сказал?

– Что ему нужно отдать мне какие-то распоряжения между девятью и десятью часами вечера.

– И это все?

– Все.

– Странно!

– Что же тут странного, скажите мне наконец!

– Странно то, что вы не слыхали никаких разговоров.

– Да что случилось?

– А случилось то, несчастный, что сегодня вы весь день висели над пропастью.

– Я?

– Да, вы!

– Но почему же?

– Слушайте. Вчера ночью де Муи застали в покоях короля Наваррского – его хотели арестовать; де Муи убил трех человек и убежал; его не узнали, но обратили внимание на пресловутый вишневый плащ.

– И что же?

– А то, что этот вишневый плащ, который однажды ввел в заблуждение меня, теперь ввел в заблуждение и других; вас подозревают и даже обвиняют в этом тройном убийстве. Утром вас хотели арестовать, судить и, быть может, – кто знает? – приговорить к смертной казни; ведь вы, чтобы спасти себя, не признались бы, где вы были, не правда ли?

– Сказать, где я был? – воскликнул Ла Моль. – Выдать вас, мою прекрасную королеву! О, вы совершенно правы: я умер бы, распевая песни, ради того, чтобы ваши прекрасные глаза не уронили ни одной слезинки!

– Увы, несчастный граф! Мои прекрасные глаза плакали бы горько!

– Но почему же утихла эта гроза?

– Догадайтесь.

– Откуда же мне знать?

– Была только одна возможность доказать, что вы не были в комнате короля Наваррского.

– Какая?

– Сказать, где вы были.

– И что же?

– Я и сказала.

– Кому?

– Моей матери.

– И королева Екатерина...

– Королева Екатерина знает, что вы мой любовник.

– Ваше величество! После того, что вы для меня сделали, вы можете требовать от меня, вашего слуги, чего угодно! Маргарита, ваш поступок воистину прекрасен и велик! Маргарита, моя жизнь принадлежит вам!

– Надеюсь: ведь я вырвала ее у тех, кто хотел отнять ее у меня. Но теперь вы спасены.

– И спасен вами! Моей обожаемой королевой! – воскликнул молодой человек.

В это мгновение громкий треск заставил их вздрогнуть. Ла Моль, охваченный безотчетным страхом, отпрянул. Маргарита вскрикнула и замерла на месте, неотрывно глядя на разбитое окно.

Камень величиной с яйцо пробил стекло, влетел в комнату и покатился по паркету.

Ла Моль тоже увидел разбитое стекло и понял, почему раздался такой треск.

– Кто этот наглец? – крикнул он и бросился к окну.

– Одну минуту, – сказала Маргарита. – По-моему, к этому камню что-то привязано.

– В самом деле, что-то, похожее на бумагу, – заметил Ла Моль.

Маргарита подбежала к странному метательному снаряду и сорвала тонкий листок бумаги, сложенный в узенькую ленточку и опоясывавший камень.

Бумага была прикреплена ниткой, кончик которой уходил за окно сквозь пробитую дырку.

Маргарита развернула письмо и прочла его.

– Ах, несчастный! – воскликнула она и протянула записку Ла Молю, бледному и неподвижному, стоявшему, как статуя Страха.

Со сжавшимся от тяжелого предчувствия сердцем Ла Моль прочитал следующие строки:

«В коридоре, который ведет к герцогу Алансонскому, длинные шпаги ждут господина де Ла Моля. Может быть, он предпочтет выпрыгнуть из окна и присоединиться в Манте к де Муи...».

– Э, их шпаги не длиннее моей! – прочитав записку, сказал Ла Моль.

– Да, но их может быть десять против одной!

– Но кто мог прислать записку? Кто этот друг? – спросил Ла Моль.

Маргарита взяла ее у молодого человека и внимательно посмотрела на нее горящими глазами.

– Почерк короля Наваррского! – воскликнула она. – Если предупреждает он, значит, действительно есть опасность! Бегите же, Ла Моль, бегите, прошу вас!

– А как мне бежать? – спросил Ла Моль.

– В окно! В ней же говорится – из окна!

– Приказывайте, моя королева, я готов повиноваться, я прыгну, хотя бы мне двадцать раз предстояло разбиться!

– Постойте, постойте! – сказала Маргарита. – Мне кажется, к этой нитке что-то прикреплено.

– Посмотрим, – молвил Ла Моль.

Подтянув предмет, Ла Моль и Маргарита, к несказанной своей радости, увидели конец лестницы, сплетенной из конского волоса и шелка.

– Вы спасены! – воскликнула Маргарита.

– Это чудо, ниспосланное небом!

– Нет, это доброе дело короля Наваррского.

– А если, напротив, ловушка? – спросил Ла Моль. – Если эта лестница порвется подо мной? А ведь сегодня вы сами признались, что любите меня!

Маргарита, на лице которой заиграл было румянец радости, снова смертельно побледнела.

– Вы правы, это возможно, – ответила она и бросилась к двери.

– Куда вы? Зачем вы туда бежите? – крикнул Ла Моль.

– Хочу убедиться своими глазами, что вас подстерегают в коридоре.

– Ни в коем случае! Ни за что на свете! Чтобы они выместили свою злобу на вас?!

– Что могут сделать, по-вашему, принцессе крови? Я вдвойне неприкосновенна – как женщина и как королева!

Королева произнесла эти слова с таким достоинством, что Ла Моль убедился и в ее полной безопасности и в необходимости предоставить ей свободу действий.

Охранять Ла Моля Маргарита поручила Жийоне. Полагаясь на его сообразительность и предоставив возможность в зависимости от обстоятельств решать самому – бежать или ждать ее возвращения, она вышла в коридор, одно из ответвлений которого вело к библиотеке и к нескольким гостиным и шло все дальше и дальше к покоям короля, королевы-матери и к потайной лесенке, по которой поднимались к покоям герцога Алансонского и Генриха. Хотя пробило только девять часов, все лампы были потушены, так что в коридоре была кромешная тьма и лишь из ответвления чуть брезжил слабый свет. Королева Наваррская шла твердым шагом. Но не успела она пройти и трети коридора, как услыхала тихие голоса; стремление людей приглушить голоса придавало их шепоту таинственный и жуткий характер. Но в ту же минуту голоса как по команде затихли, даже чуть брезживший свет померк, и все погрузилось во мрак.