Читать книгу - "Синее и белое - Борис Андреевич Лавренёв"

Пол зашатался под Глебом. Проклятие!.. Что такое? Какой он молодой человек, он, завтрашний офицер?! Какая, черт подери, мука? При чем мука? Что он — мукой торговать собирается, что ли? Что делать?

Но Г. М. Нейман не заметил судороги, исковеркавшей лицо будущего мичмана.

Так же катясь на коротких ножках, он очутился у рояля и с ласковой деловитостью похлопал ладошкой по его сверкающей поверхности.

— Хороший инструмент!.. «Эрар». Что вы думаете? Купил в Одессе у княгини Трубецкой. Княгиня немножко промахнулась на виноградниках. Зачем князьям заниматься виноградниками, когда банк не дает ссуды? Я купил для Миррочки. Разве жаль?

Глеб остолбенело смотрел на Г. М. Неймана, как кролик на внезапно свалившегося с ветки огромного удава. Что он, с ума сошел, этот маклеришка? Как он смеет таи говорить об одной из лучших фамилий России?!

Не находя слов для ответа, Глеб резко повернулся и схватил с рояля лежавшую на крышке книгу в красном переплете, раскрыл ее.

«Спросить о чем-нибудь у Мирры, перевести разговор, иначе…»

Но Г. М. Нейман, увидев книжку в руках гардемарина (это был Киплинг на английском языке), с открытым сердцем доброго отца, обожающего свое дитя, выпалил!

— Это Миррочкина… Когда учился Сема, так я еще не мог ему устроить. Я еще бился как рыба об лед. Что вы думаете? А Миррочка живет, как королева. Хочет музыку — на тебе профессора консерватории. Хочет английский — пожалуйста… Разве жаль для ребенка?

«Куда бы провалиться?»

Глеб взглянул под ноги на отличный багряный йомуд, застилавший пол, но плотная ткань ковра не хотела расступаться. Из полумглы комнаты, дико распухая и щерясь скверными зубами, на Глеба поползла хохочущая образина Бантыш-Каменского.

«Ужас!.. Кошмар!.. — Глеб мучительно затоптался на месте. — Немедленно бежать! Но как?»

После Бетховена, после переполнивших его восторгом глаз, незабываемых и пьянящих, как весенняя гроза, — это чудовище! Глеб терял способность соображать.

— Папа, не болтай… Ты помешал Глебу Николаевичу играть.

Голос Мирры как будто дошел издалека, ломкий, жалкий, умоляющий о пощаде.

— Ой, прости, Миррочка! Что вы думаете? Я так забежал, по дороге… До свиданья, молодой человек. Кланяйтесь папаше.

Г. М. Нейман исчез с той же уверенной быстротой, с которой вкатился к дочери. Глеб мотнул головой, как оглушенный обухом бык, стряхивая страшный сон.

— Мне пора домой, Мирра Григорьевна.

Он взял похолодевшую руку девушки и пожал, не целуя. Встретил затаившийся, сухой, замкнутый взгляд. Ясно было — она все поняла. Что-то дрогнуло в груди Глеба, но он сдержался. Нужно было уходить. Все равно нужно было уходить.

— Я провожу вас, — сухо сказала Мирра.

В передней она остановилась у двери. Глеб заметил, как трудно и часто она дышит, — ей не хватало воздуха. Глеб замялся, открыл рот.

— Не говорите ничего, Глеб Николаевич… — Это было почти приказание.

— До свиданья. Завтра в десять у Лихачевых сбор, — сказал Глеб, чтобы что-нибудь сказать.

С коротким кивком она гулко захлопнула дверь перед Глебом.

Дома к обеду Глеб вышел злой, напитанный ядом. За столом отпустил матери несколько совершенно беспричинных колкостей. Это было настолько необычно для него, что Николай Сергеевич беспокойно взглянул на сына и покачал головой.

— Глеб! С мамой можно разговаривать приличней. Что с тобой?

Тогда Глеб сорвался, не доев сладкого, и, злобно хлопнув дверью комнаты, заперся на ключ. Там он лег ничком на диван и пролежал, упорно глядя в стенку, до вечера. Разлетайки бровей сходились и расходились, странные и непривычные думы морщили безмятежный юношеский лоб.

В половине десятого утра Глеб уже был на пристани. Вплавленный в золотую воду реки катер слепил глаза отшлифованной медью трубы. Глеб сел на скамью набережной, от нечего делать перебрасываясь словами с машинистом, копавшимся в топке… Полчаса… три четверти — никто не появлялся со стороны спуска.

«Пойду навстречу… Что же они опаздывают?»

Но едва Глеб поднялся, из-за деревьев появились подъезжающие экипажи с молодежью.

— Почтенные джентльмены и прекрасные леди! — встретил Глеб подходящих. — Аккуратность не входит в число ваших добродетелей. Я испекся на солнце, как картофель в мундире.

И, еще не получив ответа, заметил, что среди приехавших нет Кати Лихачевой и Мирры. Стало не по себе.

— А где же Катя?

Нарочно — только о Кате. Не нужно показывать, что тревожит отсутствие Мирры.

Ответили сразу несколько голосов:

— Катя с Бартельсом пошли вытащить Мирру.

— Она не хотела ехать.

— Ей нездоровится…

Матрос катера принимал принесенные лихачевской прислугой корзинки с продовольствием. Девушки, подбирая платья, ахая, прыгали вниз, подхватываемые Глебом, рассаживались.

— Прикажете отваливать, господин ардимарин? — высунул голову из люка машинист.

— Погоди, братец. Еще не все.

Глеб искоса наблюдал за набережной. «Неужели это вчерашнее? Но стоило ли обращать внимание?» Позлившись у себя в комнате, больше всего на самого себя, Глеб к вечеру совсем развеселился. В конце концов, не виновата же Мирра в том, что у нее такой чудовищный родитель. А вот он вел себя, как дурак. Неужели нельзя было сохранить выдержку и уйти так, чтобы не обидеть девушку? А у него был, очевидно, такой идиотски растерянный вид, что она все поняла. Зачем? Просто он не пошел бы больше в дом, вот и все. А теперь как неприятно.

— Идут.

Глеб вскинулся. По краю набережной шли обе девушки и за ними Бартельс в широчайших кремовых брюках и панаме. Значит, все же Мирра едет. Глеб дружелюбно встретил даже кладбищенского стихоплета, потому что он пришел с Миррой.

— Понимаете, — тараторила еще издали Лихачева, — приходим, а она лежит с компрессом… Ни в какую!.. «Не поеду…» — Да что с тобой?.. — «Малярия, мигрень…» Только подумайте. Смешно! Что же, на воздухе хуже? Такая дивная прогулка — и капризы. Только тем и уломали, что Бартельс пригрозил остаться и стихи читать. Привели на веревочке…

Глеб подал руку Лихачевой, помогая сойти, и услышал, как рядом легко спрыгнула Мирра, отказавшись от помощи.

«Не хочет… Значит,