Читать книгу - "Могикане Парижа. Том 1 - Александр Дюма"

Завещаю вам единственное свое достояние на этой земле, единственное свое сокровище — розовый куст, если только он не погибнет вместе с нами. Ухаживайте за ним по очереди, собирайте и храните его цветы, а 15 мая, в день моего рождения, все вместе принесите их ко мне на могилу.

Так я однажды весенней ночью сорвала все радости этого мира.

Попросите за меня прощения у госпожи директрисы. Помните, она меня называла своей прекрасной розовой птичкой. Скажите ей, что прекрасная розовая птичка испугалась охотника и улетела в лазурные кущи.

Это письмо вы найдете рядом со мной; кроме того, каждой из вас будет доставлена на дом симфония моего сочинения.

Думаю, я могла бы стать признанным музыкантом.

Эту пьесу я посвящаю вам троим, ибо, сочиняя ее, я думала о вас. Она называется «Соловьиный выводок».

Этим летом на моих глазах с дерева упало соловьиное гнездо: его сорвало грозой. Оказывается, птицам, как и людям, тоже угрожают! Это происшествие стало темой моей симфонии. Разучите ее и сыграйте в память обо мне.

Бедные птенцы! Они воплощают собой иллюзии, которые я питала всю свою жизнь, а они умерли, едва успев родиться!

Прощайте же! Я чувствую, как на глаза невольно навертываются слезы, а если они упадут на бумагу, буквы расползутся и вы не прочтете обращенные к вам слова любви.

Прощайте, сестры!

Кармелита».

Закончив это письмо, она написала еще три, в которых назначала встречу подругам на следующее утро в семь часов. Потом она позвала садовницу:

— Сегодня еще будут забирать почту? — спросила Кармелита.

— Да, мадемуазель, — отвечала Нанетта. — Если вы поторопитесь, ваши письма будут отправлены нынче в четыре часа.

— А в котором часу их доставят в Париж?

— В девять вечера, мадемуазель.

— Это то, что нужно!.. Возьмите вот эти три письма и отнесите на почту.

— Слушаюсь, мадемуазель… Не будет ли других приказаний?

— Нет. А почему ты спрашиваешь?..

— Сегодня последний день масленицы.

— Праздник… — с улыбкой молвила Кармелита.

— Да, мадемуазель. Я договорилась с товарками; мы впятером-вшестером хотим отправиться в Париж, а там повеселимся на большом маскараде — его устраивают ванврские прачки… Если, конечно, я не нужна мадемуазель…

— Нет, можете отправляться в Париж.

— Спасибо, мадемуазель.

— Когда вы вернетесь?

— В одиннадцать, а то и позже: может, будут танцы. Кармелита снова улыбнулась.

— Повеселитесь от души, — сказала она, — возвращайтесь когда вам заблагорассудится: вы нам не понадобитесь.

Кармелите не только не нужна была в этот вечер садовница, но отсутствие последней входило в ее планы.

Они с Коломбаном останутся в доме одни; эта мысль вызывала у Кармелиты улыбку.

Садовница ушла. В четыре часа молодые люди, зная, что никто им не помешает, занялись приготовлениями к смерти.

С этого времени они забыли обо всем на свете; они прошлись среди мрачных голых деревьев по садовым аллеям; теперь это были не Коломбан и Кармелита, а словно их тени.

Опавшие листья и сучья, на которые они наступали; деревья, тянувшие к ним голые ветви; хмурое небо, на которое тщетно пыталось пробиться солнце; сельский колокол, меланхолически отбивавший часы; далекий монотонный звук рожка с карнавала, время от времени нарушавший вечернее безмолвие, — словом, все: звуки и тишина, одиночество и воспоминания о покидаемом мире — готовило их к долгому сну, все звало к смерти.

Они поднялись в дом и, не заходя в спальню Камилла, запертую со дня его отъезда, обошли все комнаты и попрощались с гостеприимным жилищем.

Когда они вошли в комнату Кармелиты, девушка распахнула окно и взяла Коломбана за руку.

— Я стояла на этом самом месте, — сказала она ему, — в тот день, когда уехал Камилл. Только тогда я поняла, как ненавижу его и люблю вас. В тот день, Коломбан, я порвала с жизнью и заключила договор со смертью… Но в ту самую минуту — простите мне этот грех, Коломбан! — я испытала эгоистичное желание: умереть вместе с вами!

Коломбан прижал девушку к груди.

— Благодарю! — только и промолвил он.

Они взяли розовый куст, который должен был проводить их в последний путь.

Однако на пороге Кармелита остановилась.

— Вот здесь, — сказала она молодому человеку, — я впервые узнала о вашей любви… Как только я смогла найти в себе силы и не броситься в ваши объятия в те полчаса, что вы оставались здесь?

Потом она указала ему на окно в коридоре.

— Отсюда я следила за вашей лампой, — призналась она, — и оставалась здесь до тех пор, пока горел свет в вашем окне.

Они спустились по лестнице. Кармелита улыбалась; молодой человек тяжело вздыхал.

— Сколько раз, — сказала Кармелита, — я выходила в темноту, не слыша собственных шагов, зато слышала, как громко стучит мое сердце! Смотрите! Вот по этой аллее я, словно тень, обыкновенно проходила к павильону и — если это было летом, вы спали с затворенными ставнями, но распахнутыми окнами — прикладывала ухо к ставню, надеясь услышать ваше дыхание. Почти всегда вы спали неспокойно, наверное, видели дурные сны, а я протягивала руки и, задыхаясь, готова была сказать вам: «Отвори, Коломбан! Я — ангел из розовых сновидений!» Скажите, милый друг мой, что тогда вас тревожило, кто являлся вам во сне?

И она подставила ему лоб для братского поцелуя. Потом оба вошли в павильон: Кармелита — первая, за ней — Коломбан.

Коломбан запер дверь на ключ и на задвижку.