Читать книгу - "Жребий вечности - Богдан Сушинский"

Теперь, когда экипаж «Империи» заглушил мотор и поднял паруса, яхта с королевской грациозностью проходила мимо высоких, поросших соснами мысов, скалистых островков и заползавших далеко в озеро рыбачьих причалов, увенчанных лавровыми венками из лодчонок и баркасов. И никаких следов войны! Озеро продолжало жить какой-то своей, отделенной и независимой от внешнего мира жизнью, и эти два человека – низвергнутый с вершин власти и славы диктатор Италии и еще только восходящий на вершину своей славы первый диверсант рейха – представали перед ним людьми из иного времени, иного измерения.

– Господин Скорцени, я не стану изощряться в дипломатии и печь пиццу на давно остывшей сковородке. Вы помните наш первый разговор, сразу после Абруццо?

– Наши встречи незабываемы, синьор Муссолини, – уклончиво ответил Скорцени, пока что не совсем ясно осознавая, к чему клонит великий дуче.

– Тогда мне казалось, что удастся заманить вас сюда, в Италию, где вы сможете возглавить службу безопасности. Естественно, уже в чине генерала. Муссолини и Скорцени – эти имена могли бы стоять в истории Великой Италии рядом.

– Будем надеяться, что они и так окажутся не слишком далеко.

– Мне бы не хотелось, чтобы наш второй и, возможно, последний разговор воспринимался вами с такой ироничной беззаботностью, – мгновенно побагровел дуче, и обер-диверсант понял, что Муссолини расценивает их встречу с куда большей ответственностью, нежели он.

– В таком случае будем считать всю нашу дальнейшую встречу переговорами, – попытался Скорцени придать их разговору некое подобие респектабельности.

– …Но я понял, что вы не готовы были к такому повороту событий. Да и Гитлер тоже не отпустил бы вас. Во всяком случае, в то время – Муссолини вопросительно взглянул на гостя и, вяло пожевав буженину, вновь взялся за бокал. – Тогда он бы вас не отпустил – это уж точно. А сейчас?

– Вопрос стоит обдумать, – теперь Скорцени старался быть осторожнее. – Очевидно, имеется в виду – возглавить диверсионную службу, оставаясь в рядах СД. О переходе в итальянскую службу безопасности не может быть и речи.

– Почему не может? – проворчал дуче. – Кто помешает?

– Еще не известно, кто и что именно. Например, обстоятельства, складывающиеся и здесь, у вас, и в Германии. И вообще, все больше людей задумывается уже не о том, что еще можно изменить в ходе этой войны, а как быть после ее неминуемого окончания.

К удивлению обер-диверсанта, Муссолини никак не отреагировал на его совет. Словно речь шла о чем-то несущественном.

– От кого конкретно могло бы зависеть ваше решение: от Кальтенбруннера, Гиммлера? Нет, только от фюрера? А до того, как мое письмо и ваш рапорт лягут на стол Гитлеру, кто мог бы способствовать или, наоборот, пытался бы препятствовать?

– Это зависит от всех вместе, включая обергруппенфюрера Вольфа.

– Вольф. Опять Вольф… – еще больше помрачнел Муссолини. – Шагу ступить нельзя, чтобы не оглянуться. Везде этот Вольф. А я считаю, что вы вполне могли бы заменить его. Вот то, чего я еще не говорил вам и что стоило бы предложить фюреру.

– Гиммлеру.

– Кому?

– Вам придется иметь дело с рейхсфюрером Гиммлером. В таких вопросах перешагивать через него непозволительно.

– А вы говорите, что Берлин не потерпит двух императоров. А двух фюреров?

– К тому же никто не гарантирует, что я оказался бы покладистее, – ушел от ответа Скорцени.

– Неправда, с вами мы вполне могли бы найти общий язык.

Они выпили еще по полбокала вина и вышли на палубу. Муссолини сразу же поинтересовался у одного из офицеров охраны, где Кларетта, и тот ответил, что синьора спит.

– Как всегда, когда оказывается на озере, – почти с нежностью объяснил Муссолини.

«На твоем месте я бы поинтересовался, каким образом офицер узнал об этом», – мысленно молвил Отто.

Все вокруг изменилось. Берег по левому борту был теперь равнинным. Солнце скрылось за белесой пеленой, а волны, поднявшиеся на озере так, словно яхта выходила в штормовое море, становились все более грозными, и даже пенящиеся гребешки их таили в себе некую зловещую черноту ночной бездны. Да и северный ветер тоже становился все более прохладным.

Однако перемена погоды Муссолини не огорчала. Он стоял на палубе, держась рукой за угол надстройки и широко, по-матросски, расставив ноги. Скорцени казалось, что в эти минуты дуче перебарывает не только силу ветра, но и что-то в самом себе: то ли неожиданно сошедшую на него слабость, то ли давно укоренившуюся в душе безысходность.

– И все же вы не правы, Скорцени. Вместе мы сумели бы закрепиться в этом крае на многие годы. Я верю в вашу звезду. Такие люди, как вы, способны подчинять свою судьбу великой идее. Почему вы молчите?

– Сейчас многие думают не столько о том, как бы продлить агонию войны…

– Опять «агония войны»? – поморщился Муссолини.

– Да, агония… Так вот, они больше заботятся не о том, чтобы продлить эту агонию, а о том, как бы покомфортнее устроиться в послевоенном мире, – стоял на своем оберштурмбаннфюрер.

– Вы тоже мудрите над этим, упрямец?

– Над тем, как спасти остатки Третьего рейха. Лучших его людей. Наши ценности, наши идеалы.

– Ради чего?

– Ради сотворения Четвертого рейха. Но уже учитывая все те уроки, которые преподнесла нам угасающая война.

– В этой акции спасения способна сыграть какую-то роль и моя Италия?