Читать книгу - "Странствие Кукши за тридевять морей - Юрий Вронский"

– По рукомойнику видать, что хозяева дома – поляне, они на руки поливают, для того и рукомойник, то же и у нас на Волхове. А русы, чтобы вымыть руки или умыться, наливают воды в лохань.

Стены в доме прокопченные, темно-вишневого цвета, чем выше, тем темнее, над полавочниками совсем черные. Священник Константин отмечает, что на полавочниках ничего не стоит, в то время как на полках пониже тесно от посуды, и обращается за разъяснением к своим юным спутникам.

– Полавочники не полки, – объясняет всезнающий Шульга, – дело полавочников сажу собирать, когда избу топят, чтобы на лавки не сыпалась.

Вскоре отворяется дверь и друг за другом входят хозяин и хозяйка, он успел сменить рубаху, а она в червленом повойнике, белоснежной полотняной рубахе и червленой вышитой поневе^[186]. У него в руках большой жбан, а у нее на деревянном подносе, покрытом холстиной, белый хлеб и розовое сало. Все это ставится на стол, хозяйка достает с полки низкую деревянную ендову^[187] и низкие чашки, хозяин наливает пива из жбана в ендову, а хозяйка разливает его из ендовы по чашкам.

Кукша замечает, что Константин с Мефодием слегка растеряны, он проявил беспечность, ему надо было предупредить братьев о здешнем гостеприимстве, к тому же сейчас Петровский пост… Хозяйка, меж тем, черпая красивым резным ковшом из ведра, наливает воды в рукомойник.

– Не желаете ли умыться свежей водой? – спрашивает она напевным голосом, глядя на священника Константина, и снимает с деревянного гвоздя расшитый конями рушник.

Ее слова помогают Константину справиться с растерянностью, виновато улыбаясь, он встает и моет руки, а заодно споласкивает лицо. Хозяйка с поклоном обеими руками подаст ему рушник:

– Утрися хорошенько!

Константина возле рукомойника сменяет Мефодий, Мефодия – Шульга с Кукшей. «Почему и хозяин, и хозяйка, – думает Кукша, – сразу выделили священника Константина, хотя суровый чернец Мефодий и старше, и дороднее своего брата? То же было и с корабельщиками в Корсуне!»

– Угощайтесь, гости дорогие, – напевает хозяйка, – уж не побрезгуйте нашим угощеньем, чем богаты тем и рады!

Константин уже справился со смущением, улыбаясь, он отламывает хлеба и отхлебывает пива, брат следует его примеру. К салу ни тот, ни другой не притрагиваются. У Кукши в памяти всплывает, что будто бы церковь позволяет христианину, если он в гостях, есть то же, что едят хозяева, но, может быть, это относится только к простым мирянам, вроде него самого? А может быть, братья вообще не едят сала? Так или иначе, к салу на всякий случай не прикасается и он, только у язычника Шульги нет на этот счет никаких правил.

Хозяйка начинает, как водится, уговаривать гостей, и Кукше приходится сказать, что им троим по их вере сейчас нельзя есть скоромное^[188], произнеся это слово, он вынужден объяснять разницу между скоромным и постным.

Но хозяйка без труда понимает его и исчезает. Вскоре она возвращается с корзиной ранних овощей и плодов. Дом наполняется благоуханием сада. И Кукша понимает, что хозяева сперва предложили лучшее, по их понятию, из того, что у них есть.

Братья и Кукша с Шульгой снова бредут по киевским горам и оврагам. Константин задумчиво говорит:

– Чувствую, что добрые кияне созрели для веры Христовой… И скоро уже сбудется пророчество Андрея Первозванного, просияет истина ярким светом на этих горах и множество храмов Божиих украсит их! Мы с вами, конечно, не увидим того, но… уже близится!

Священник Константин Философ не из праздного любопытства бродит по Киеву с братом и двумя юношами. Он все время думает о строительстве церкви. Место для нее он уже выбрал – над Ручаем, где происходило Крещение. Для первой в Киеве соборной, то есть общей, не домашней церкви, лучшего места не найдешь. Освящена же она будет во имя пророка Илии – не потому, что этим именем наречен князь Дир, напротив, сам он, первый крещенный в Киеве князь, не случайно получил это имя.

В Священном Писании говорится, что пророк Илия, как никто другой, связан был с огнем небесным. Оказавшись среди идолопоклонников, почитателей Ваала, он обратился к Богу:

– Услышь меня, Господи, и отзовись огнем, да уразумеют все эти люди, что Ты Единый Господь Бог и обратишь сердца их к Тебе!

В ответ на его моление низошел огонь с Небес, и мгновенно пожрал приготовленную жертву, и все идолопоклонники повалились ниц, восклицая:

– Воистину Господь Бог твой и есть Бог!

Или другой случай, когда царь трижды посылал стражу взять Илию, и дважды огонь небесный сжигал ее, и только начальник третьей стражи умолил Илию пощадить его и воинов.

А однажды Илия и ученик его Елисей шли по дороге и беседовали. Илия заранее попрощался с Елисеем, сказав ему:

– Скоро я буду взят от тебя.

И вот является огненная колесница, запряженная огненными конями, и разлучает их. Елисей и опомнится не успел, как Илия был унесен вихрем огненным на небо.

У киян стоит на холме идол Перуна, которого бедные заблудшие души почитают богом грозы, посылающим на землю молнии, меж тем как Перун не только не бог, но даже не пророк. И поставленная над Ручаем церковь во имя пророка Илии, так же, как имя первого крещеного князя, будет напоминать им об их заблуждении.

Жаль, конечно, что пока еще нельзя поставить и на Перуновом холме церковь Божию вместо идола, но со временем это непременно свершится!