Читать книгу - "Подлодка - Лотар-Гюнтер Буххайм"

— Ну-у? — манерно растягивая звуки и театрально взглянув наверх, насмешливо произносит он давно ожидаемое слово. Я удивляюсь, почему он не добавил: «Готова, дорогая?»

Он усмехается мне, склонив голову набок. Я пробую ухмыльнуться в ответ, но чувствую, что моя улыбка получается неестественной. Мышцы моей челюсти упорно не хотят расслабляться.

— Мы хорошо врезали им, правда? — мягко говорит он, с удовольствием откидываясь на кожух перископа. Такое впечатление, будто он наслаждается каждым мигом проведенной атаки, неторопливо смакуя ее моменты. — Как потрясающе красиво рвануло пламя из люков. Какой невероятный раздался грохот. Первый должен был затонуть очень быстро.

«Музыка смерти». Где я мог слышать это? Должно быть, в чьей-нибудь публичной речи. Такой штамп пламенной риторики можно подхватить где угодно: музыка смерти.

«Смерть» — забавное слово: похоже, все стараются избежать его употребления. Никто не «умирает» в некрологах. Господь забирает к себе. Усопший вступает в жизнь вечную, закончив свое земное паломничество — но не умирает. Откровенный глагол «умереть» обходят стороной, словно чуму.

В лодке тишина. Слышится лишь мягкий поворот рулей глубины, да время от времени меняется курс.

— Шум винтов быстро нарастает, — докладывает акустик. Снова АСДИК! На этот раз он звучит так, словно кто-то с сильным нажимом пишет мелом по грифельной доске.

— Шум усиливается.

Я обращаю внимание на колбасы, свисающие с потолка. Все они покрыты белым налетом. Вонь и влажность не прибавляют им пикантности. Но салями еще долго продержится. Наверняка еще съедобна. Копченое мясо тоже. Мертвая плоть — самая живая плоть. Кровь быстро течет по моим венам. В ушах стучит. Сердце громко колотится: они нашли нас!

— Время?

— 02.40.

Раздается вой. Что это было? И где он прозвучал: внутри или снаружи лодки?

Точное направление! Эсминец торопится с белой костью в зубах! Несется во всю прыть!

Старик задирает ноги и расстегивает жилет. Он словно устраивается поудобнее, чтобы рассказать парочку анекдотов.

Интересно, что дальше случается с потопленными лодками. Может, они, сплющенные, там и остаются, гротескная армада, постоянно висящая на глубине, где плотность воды в точности соответствует плотности исковерканного куска металла? Или они спрессовываются дальше, пока не опустятся на тысячи и тысячи метров, чтобы лечь на дно? Надо будет как нибудь спросить командира. Как-никак, он на короткой ноге с давлением и вытесняемым объемом. Он-то должен знать. Скорость падения, сорок километров в час — мне тоже необходимо знать это.

Старик вновь ухмыляется своей привычной слегка кривой усмешкой. Но его глаза внимательно переходят с одного на другое. Он вполголоса отдает рулевому приказание:

— Круто лево руля, курс двести семьдесят градусов!

— Эсминец атакует! — сообщает акустик.

Я не свожу глаз со Старика. Он сейчас не смотрит.

Белая кость… они приближаются к нам на максимальной скорости.

Мы по-прежнему так глубоко, как только возможно.

Кинопленка остановилась на мгновение. Затем акустик делает гримасу. Нет никаких сомнений, что это означает.

Медленно тянутся секунды: бомбы уже в пути. Дыши глубже, напряги мускулы. Целая серия сотрясающих взрывов почти сбивает меня с ног.

— Подумать только! — восклицает Старик.

Кто-то кричит:

— Течь над водомером!

— Не так громко! — обрывает его командир.

Опять то же самое, что и в предыдущий раз. Наше слабое место. Струя воды, твердая, как арматура, пересекает весь центральный пост, разделив лицо Старика на две половины: с одной стороны — удивленно открытый рот, с другой — поднятые брови и глубокие складки на лбу.

Пронзительный свист и топот каблуков. Невнятные выкрики со всех сторон. Моя кровь застыла, превратившись в лед. Я перехватываю бегающий взгляд Семинариста.

— Я устраню ее! — это помощник по посту управления. Он одним прыжком оказывается рядом с пробоиной.

Внезапно меня охватывает бешеная ярость: проклятые сволочи! Нам ничего не остается, как только ждать, пока эти ублюдки не потопят нас внутри нашей собственной лодки, как крыс.

Помощник насквозь мокрый. Он перекрыл какой-то вентиль. Струя стала изгибаться в кривую, падающую на палубные плиты, и поток начал иссякать.

Я замечаю, что дифферент у лодки опять приходится на корму. Шеф под прикрытием очередного взрыва уравнивает лодку. Она нехотя встает на ровный киль.

Эта струя воды, ворвавшаяся под немыслимым давлением в лодку, потрясла меня до глубины души, дав возможность ощутить грядущую катастрофу. Всего в палец толщиной, но насколько пугающая. Страшнее, чем любой штормовой вал.

Новые разрывы.

Или я перестал что-либо понимать, или под люком боевой рубки собралось несколько человек. Как будто там есть какой-то шанс!

Мы еще не дошли до точки, чтобы всплывать. Старик сидит так спокойно, что никак не подумаешь, будто он испробовал все уловки, имевшиеся в его распоряжении. Но усмешка сошла с его лица.

Акустик шепчет:

— Еще шумы винтов на ста двадцати градусах!

— Ну вот мы и попались! — негромко произносит Старик, и в этом можно не сомневаться.

— Какой сейчас пеленг у нового шума?

Голос стал деловым. Надо еще кое-что прикинуть в голове.

Поступает рапорт из кормового отсека:

— Воздушные клапаны дизелей сильно текут!

Старик переглядывается с шефом, который исчезает в направлении кормы. Старик берет на себя управление рулями глубины.

— Передний — вверх десять, — слышна его негромкая команда.

Я замечаю, что мой мочевой пузырь испытывает сильное давление. Должно быть, на меня подействовала льющаяся вода. Но я не ума не приложу, где можно отлить.

Шеф возвращается на центральный пост. Как выяснилось, там было две или три течи из-под фланцев. Судя по его голове, у шефа начался нервный тик. В лодке течь, а ее нельзя откачивать: враг наверху наблюдает за тем, чтобы мы ни в коем случае не перетрудились. Впрочем, вспомогательной помпе все равно пришел конец. «Стеклянная оболочка вспомогательной трюмной помпы треснула!» — расслышал я посреди грохочущего хаоса. Стекло водозаборника тоже разбито. С ума можно сойти!

Старик вновь приказывает обе машины — полный вперед. Все эти лавирующие маневры на высокой скорости приводят лишь к разрядке наших аккумуляторных батарей. Старик ставит на кон наши ресурсы. Если в аккумуляторах иссякнет ток, если у нас закончится сжатый воздух или кислород, лодке придется всплыть. Игра окончится — мы больше не сможем продолжать ее… Шеф снова и снова выпускает сжатый воздух в цистерны погружения, чтобы добавить нам плавучести, которую он уже не может поддерживать одной лишь трюмной помпой.