Читать книгу - "Моя жизнь среди индейцев - Джеймс Уиллард Шульц"

под началом армейского офицера – подвергалась набегам местных королей крупного рогатого скота. В ходе их вылазок индейцы лишились огромного количества бычков. Вдобавок стаду было просто негде пастись: коровы крупных фермеров объели и вытоптали почти всю траву. Сегодня, как я уже говорил, скотоводство сходит на нет, хотя индейцы вот-вот получат собственные земельные наделы. Когда это произойдет и новые земли откроют для заселения, белые пастухи пригонят туда свои стада, и черноногие не смогут прокормить ни лошадей, ни крупный рогатый скот. Через несколько лет эти некогда густо покрытые травой холмы станут такими же голыми, как середина проселочной дороги.

Я не мог не вернуться к доброму иезуиту, чтобы сообщить: его усилия по улучшению существования индейцев оказались более чем успешными. В итоге я остался у отца Прандо еще на одну ночь. Он рассказал мне о своей работе с племенем кроу, где провел несколько лет – достаточно долго, чтобы выучить их язык. Как и большинство иезуитов на фронтире, отец Прандо был на все руки мастер: хорошо знал хирургию и медицину в целом, мог построить бревенчатый домик, починить сломанное колесо телеги, провести топографическую разведку местности и устроить оросительные каналы, а также был умелым рыбаком и вполне сносным стрелком. Впоследствии я однажды наткнулся на доброго священника на реке Милк. Он гостил у дальних прихожан, а теперь возвращался назад и решил дать отдых лошадям. Иезуит жарил какое‐то мясо на небольшом костре и пригласил меня отобедать с ним.

– Это барсук, – пояснил он, – которого я только что убил.

– Но ведь их нельзя есть, – возразил я. – Ни разу не слышал, чтобы кто‐то ел барсучье мясо, а вы?

– Сын мой, – улыбнулся отец Прандо, осторожно переворачивая вертел над тлеющими углями, – всякое божье создание для чего‐нибудь сгодится, надо только суметь разглядеть его предназначение. Возьмем этого барсука: Господь его создал, а я, будучи очень голодным, убил зверя и теперь смогу насытиться жареным мясом.

– Но позвольте, – продолжал я, спешиваясь и садясь у костра, – почему вы, отправляясь в дальнюю дорогу, не берете с собой запас продовольствия?

– Да был у меня запас, но сейчас весь вышел, если не считать горстки соли и перца. Прихожане, которых я навещал, очень бедны, вот я и отдал им всё.

И уж поверьте мне на слово, что иезуиты в тех местах действительно отдавали индейцам всё – силы душевные и телесные, свои последние запасы – в искреннем стремлении «собрать язычников в лоно Креста». Не раз священникам случалось выезжать на закате и всю ночь скакать сквозь метель к постели какого‐нибудь умирающего индейца, который послал за Черным Плащом, чтобы совершить последнее таинство. «Нелепое рвение», «глупость», – скажет кое-кто из нас. Пусть так, но мы должны с почтением и даже с трепетом относиться к людям, которые совершают подвиги и переносят страшные лишения во имя веры, согревающей их сердца.

Но продолжу свою историю: вернувшись наконец домой, я отвел лошадь на конюшню и пошел в комнату повесить гетры и шпоры, где застал Нэтаки в постели с распухшими от слез глазами. Увидев меня, она вскочила и прижалась ко мне.

– Они умерли! – воскликнула она. – Умерли оба! Моя дочь, моя красавица-дочь и Всегда Смеется. Они так любили друг друга, а теперь оба умерли! Утонули в Мо‐то-йи-ок-хи, Вездесущей Воде [38].

И жена отрывочно, в промежутках между рыданиями, рассказала мне историю, которую Ягода прочитал в полученной утром газете. Яхта Эштона затонула в сильную бурю, и все, кто был на борту, погибли. Я разыскал Ягоду, и он молча протянул мне газету. К несчастью, там писали правду. Никогда больше мы не увидим Эштона и Диану: их яхта со всем, что было на ней, лежала на дне Мексиканского залива.

Всех нас охватила скорбь. Ягода с женой отправились в свою комнату. Старая миссис Берри и Женщина Кроу горевали, сидя внизу у реки. Я вернулся к себе, чтобы постараться утешить Нэтаки. Наши работники вызвались сами приготовить ужин. Долго, до глубокой ночи я беседовал со своей маленькой женой; я говорил ей все, что мог придумать, лишь бы смягчить ее – и свое – горе. Но в конце концов своего рода утешение нашла она сама. Я подбросил несколько поленьев в камин и откинулся на спинку стула. Жена молчала уже несколько минут.

– Иди сюда, – позвала она.

Я подошел и сел рядом; она схватила мою руку дрожащими пальцами.

– Вот что я сейчас думала, – начала она, запинаясь, но потом голос ее окреп, и она продолжала: – Смотри. Они ведь умерли вместе? Да. Я думаю, когда они увидели, что должны утонуть, то крепко обнялись и сказали, если хватило времени, друг другу несколько слов и даже поцеловались, пусть вокруг были и другие люди. Ведь мы бы так сделали, правда?

– Да.

– Ну так вот, – заключила жена, – не так уж все плохо кончилось, потому что никому из них не пришлось горевать по погибшему. Все мы должны когда‐нибудь умереть, но я думаю, что Солнце и Господь белых милостивы, если тем, кто по-настоящему любит друг друга, как Эштон и Диана, даруют такую смерть. – Она встала и, сняв со стены и полки маленькие сувениры, подаренные Дианой, тщательно уложила их на дно сундука. – Я не могу вынести сейчас вида этих вещей, но когда‐нибудь, когда я привыкну к мысли, что моей дочери больше нет, я выну их и опять поставлю на место.

Нэтаки снова легла в постель и уснула, а я еще долго сидел перед угасающим огнем, размышляя о ее словах. Годы шли, и впоследствии я все лучше стал сознавать, что Нэтаки… нет, я не открою вам своих мыслей. Может быть, те из вас, кто умеет чувствовать, сами заполнят пропущенное.

Миновало несколько лет, прежде чем подарки Дианы снова заняли свое место в нашем доме, чтобы восхищать глаз и радовать душу обитателей. Но много раз я видел, как жена тихонько вынимала из сундука портрет своей названой дочери и смотрела на него с любовью, а потом уходила, чтобы грустить в одиночестве.

Глава XXXVII

Последние годы

Последние стада бизонов исчезли в 1883 году. Весной 1884 года у набережной форта Бентон пришвартовалась большая флотилия пароходов; среди них были «Блэк-Хиллс» и «Дакота», суда больших размеров и грузоподъемности. «Дакота» приходила в форт только один раз в навигацию – когда Миссури наполнялась до краев благодаря таянию снегов в горах. Большие суда пришли в последний рейс, и не только большие: закончилась навигация и всех меньших пароходов.