Читать книгу - "Росстань - Альберт Гурулев"

— Вы к кому?

— Мне Олю надо. Оля здесь живет?

— Ольга Николаевна?

Женщина виновато улыбнулась.

— А я и отчества ее не знаю. Может, и Николаевна.

— У нас живет Ольга Николаевна. Но ее сейчас нет. А фамилию-то вы своей Ольги знаете?

Гостья смутилась еще больше.

— Я прежнюю ее фамилию знаю. Но потом она вышла замуж.

— Ольга Николаевна живет одна, — сказал Лахов.

— Да, мне об этом говорили. Я знаю. Я слышала об этом. Но за последние двадцать лет я Олю ни разу не видела. Так что сами понимаете. Она как бы потерялась от всех своих прежних подруг. Сама, сознательно потерялась. А найти бы мне ее очень надо. Мне дали этот адрес… Я ведь специально приехала…

— Как это сознательно потерялась? — Лахов почувствовал в себе любопытство.

— Да вот так. Жизнь.

— Видите ли, я во всей квартире один и не знаю, куда все мои соседи сознательно потерялись. Если хотите, проходите в мою комнату и ждите свою или не свою Ольгу Николаевну. Вы отдохнете, и, быть может, мы с вами как-нибудь выясним этот вопрос еще до прихода Ольги Николаевны.

— У нее мать была…

— Ну это не слишком индивидуальный признак, — улыбнулся Лахов. — Матери, по-моему, у всех были.

— Да нет, я хочу сказать, да и мне так говорили, она всегда жила с матерью.

— Правильно, и наша Ольга Николаевна жила с матерью. Но она умерла. Еще до моего переезда сюда, и я ее не застал.

— Ну вот видите, — обрадовалась женщина, — Ольга Николаевна вполне может оказаться моей Оленькой. Господи, как я хочу ее видеть!

Лахов провел гостью в свою комнату, предложил ей единственный в комнате стул, сам сел на табурет у окна.

— В криминалистике есть такое понятие — словесный портрет. При розыске человека им вроде бы пользуются. Вы мне будете рассказывать о внешности своей подруги, и, если все признаки совпадут, значит, Ольга Николаевна — ваша Оленька. Я вас слушаю.

Женщина засмеялась.

— Это, оказывается, не так просто. Вот я ее мысленно вижу столь ясно, как вас сейчас. Красивая, веселая, молодая.

— Ну насчет последнего…

— Так ведь двадцать лет прошло.

— Хотя да.

— Но о словесном портрете… Среднего роста. — Женщина внимательно посмотрела в глаза Лахову, ожидая поддержки.

— Правильно, — кивнул Лахов.

— Больше, пожалуй, брюнетка, чем шатенка. Такие, знаете, пышные черные волосы.

— Черные, — согласился Лахов, прислушиваясь к скворчанию, доносившемуся с кухни. — И до сих пор еще не плохие.

— Очень пышные волосы. Мы все в театре им завидовали и шутя говорили, что если она их отрастит чуть длиннее, то они ей будут мешать танцевать.

— Вот тут, как говорят газетчики, вкралась опечатка. Танцевала? В театре?

— И очень даже хорошо.

Лахов представил тяжелые ноги соседки в синих узлах вен, вспомнил, как она тяжело дышит, втаскивая себя и тяжелые сумки на пятый этаж, и с сомнением покачал головой.

— Мне очень жаль вас огорчать, но наша Ольга Николаевна не ваша знакомая. У нее более скромная биография. Работает в столовой. Администратором или кем-то в этом роде.

— Пожалуй, вы правы, — вдруг устало согласилась женщина. — Я слышала, что когда Оленька не смогла танцевать и оставила балет, то уехала в ваш город и поступила в театр. Не знаю, что она там делала, но работала в театре. А потом ушла. Но не в столовую же она ушла. Ну, а ваша соседка всю жизнь работала в столовой или еще где-то? Вы не знаете?

— Не знаю, — ответил Лахов, — но теперь это уже нетрудно узнать. — Он уже слышал слабый поворот ключа во входной двери, шаркающие шажки, глухое покашливание и понял, что вернулась с прогулки Фекла Михайловна. — Фекла Михайловна! — крикнул он громко.

Дверь почти тотчас открылась, и в притвор просунулось печеное личико Феклы.

— Ась! Звал ли, чо ли?

— Звал, Фекла Михайловна, звал. Вы ведь тут давно живете. Вы не знаете, где Ольга Николаевна работала прежде, еще до столовой. Или всегда в столовой?

Фекла Михайловна, почувствовав свою нужность, протиснулась в комнату, в волнении принялась оглаживать сморщенными лапками свой фартук, готовясь к долгому разговору.

— Не знаете? Ну, тогда извините нас…

— Ну, ты почто такой-то? Знаю. Только позабыла. Но я счас вспомню. — Старуха забеспокоилась. — Счас, счас. В столовой-то она это когда же стала работать? Это, однако, как я руку ломала. Однако, тогда и есть.

Лахов терпеливо разъяснил:

— Да нам не надо, когда она в столовую устроилась. Нам надо знать, где она работала прежде. В театре?

— Может, и в театре. — Фекла Михайловпа очень хотела угодить. — Только она, однако, че-то шила больше.

На Лахова нашло внезапное озарение.

— Ну, чего это мы все ходим с вами вокруг да около? Знаете, — Лахов решительно встал, — хоть это и неудобно, но я сейчас войду в комнату к Ольге Николаевне и принесу ее фотографию. Мне помнится, висит там такая на стене, в рамочке. Я вам ее сейчас принесу.

Ключ в комнату Ольги Николаевны был в двери — в квартире никто ключей с собой не уносил, — Лахов, поругивая себя за бестактность, переступил чужой порог и, словно впервые, оглядел комнату, надеясь, что здесь он найдет подтверждение тому, что гостья пришла не по адресу. Ему почему-то вдруг захотелось, чтобы Ольга Николаевна оказалась совсем не той, которую разыскивает женщина, и он не мог себе сразу объяснить это желание, просто ему смутно подумалось, что встреча с женщиной может принести Ольге Николаевне боль.

Комната как комната. Обыкновенная комната начавшей стареть женщины, которая еще не рассталась с желанием нравиться. Да и проходит ли это желание хоть когда-нибудь? На самом почетном месте трельяж. Рядом разноцветный пуфик. Столик трельяжа густо уставлен лосьонами, духами, губной помадой и всякими пузырьками и коробочками с неизвестными Лахову названиями. На полированных полках обилие дорогого хрусталя. Лахов вдруг с удивлением увидел — раньше он этого не замечал — бедность книжной полки, и у него вновь шевельнулась надежда, что Ольга Николаевна окажется совсем не той, которую разыскивают. На стене около стола висела фотография. Фотография весьма давняя, но она-то как раз лучше всего и разрешит всякие сомнения. Правда, фотографию эту не особенно хотелось бы показывать — Ольга Николаевна изображала здесь эдакую мещански томную красавицу, — но другой на виду не было.

Едва взглянув на фотографию, женщина заулыбалась.

— Она, Оленька. Вот я ее и нашла.

— Вы уверены, что это она? — спросил Лахов и почувствовал всю важность своего вопроса.