Читать книгу - "Вельяминовы. Время бури. Книга третья - Нелли Шульман"

– С ума сошел! Она твоя родственница. Повезло Петру, сын у него появился… – Степан, вздохнув, пошевелил дрова:

– А ты когда встретишь хорошую девушку, а, комбриг? Но я или воюю, или по гарнизонам езжу. Я и не думаю о подобном, – понял Степан. Он, все равно, не мог выбросить из головы загорелые лопатки, тонкую талию, круглый очерк чего-то завлекательного, под низко вырезанным купальником.

Наверху, в соснах, хрипло закричала птица. Он поднял голову, к бледному серпику луны:

– Но встречу, обязательно… – горел костер, вспыхивал и тух уголек папиросы. Птица опять встрепенулась, зашумели деревья, Степан накинул на плечи китель. Вечерами все еще было зябко.

В густой зелени сосны устроили невидимую, крепко сколоченную платформу, укрытую ветвями.

– Я бы его пристрелил, – сказал на идиш невысокий, черноволосый юноша, в старой, но чистой форме лейтенанта Войска Польского:

– Нет моих сил, Авраам, смотреть на красную тварь.

Доктор Судаков, сдвинув на затылок кепку, проверял пистолет. Он вздохнул:

– Я понимаю, Леон… – у юноши на рукаве виднелась бело-голубая нашивка Еврейского Воинского Союза, подпольной организации бывших офицеров. Авраам, при свете фонарика, посмотрел на карту:

– Послезавтра вы нас провожаете до границы, и ждете в условленном месте. Мы за несколько дней обернемся. Сядем на дизель, в Каунасе. Каждый из ребят переводит десяток человек. Я это не в первый раз делаю… – он осторожно нагнулся:

– Красный пьет, можно покурить… – Авраам спрятал в больших ладонях огонек спички. Они передавали друг другу папиросу.

– Да и я не в первый раз, – усмехнулся Леон:

– Старый лагерь, на болоте, между прочим, с прошлого века остался. Здесь отряд знаменитого Волка гулял, во время восстания поляков. Ты говорил, он твой родственник…

– Дальний, – доктор Судаков кивнул:

– В общем, я группу отвезу домой и присоединюсь к вам, Леон. Надо идти на запад, спасать людей из гетто, пока есть возможность. Ты бы тоже в Израиль ехал, – добавил он, – если теперь… – Авраам не закончил. Со времени их последней встречи с Леоном Радалем, прошлой осенью, НКВД расстреляло отца бывшего лейтенанта, владельца лавки в Белостоке.

– Его, – горько сказал Леон, – и еще тысячи человек. В Катыньском лесу ставили пулеметы, Авраам, привозили заключенных составами… – он потушил окурок:

– Вы папиросы оставили, но табак, все равно, надо беречь. А Израиль, – юноша, неожиданно, улыбнулся, – до него мы доберемся, Авраам. Завтра дождемся гостя, из Минска, пана Вилкаса, и пойдем к границе, – птица опять закричала. Спрятав пистолет, Авраам поплевал на ладони. По стволу проложили веревку. Оттолкнувшись от платформы, он быстро спустился вниз.

Максим Волков добрался до места встречи, отмеченного на маленькой карте, ранним утром. Он шел через предрассветный, просыпающийся лес, слушая шуршание ветвей, вскрики птиц, медленно, аккуратно двигаясь.

Проводив заказчика, вернувшись в Дом Крестьянина, Максим переоделся. Взяв вещевой мешок, и сверток с провизией, он сунул в карман крепкого, потрепанного пиджака вальтер. Советские документы лежали в тайнике, в подкладке одежды. Максим не решил, перейдет ли он границу, но ему хотелось посмотреть на другую страну, пока она не стала советской, как и остальное вокруг:

– Нельзя подобной возможности упускать… – сложив «Казбек» в жестяную коробочку, он выбросил пачки, – когда я еще увижу жизнь, о которой бабушка рассказывала? Хотя бы ненадолго, – в отеле, как смешливо называл его Максим, стояли вещи с клеймами польских фабрик. В столовой остались тарелки хорошего фарфора, а ванные были облицованы метлахской плиткой. Максим увидел клеймо Villeroy and Boch.

Он выписался из гостиницы, объяснив, что едет в колхозы, организовывать поставки продуктов. Максим отнес чемодан в камеру хранения, на вокзал. Карту приграничных территорий, изданную в Польше, крупного масштаба, Волк получил в Минске, от коллег. Его ждали на сухом холме, среди двух болот, в нескольких километрах от мелкой речушки Котра, где проходила государственная граница СССР и Литвы.

Из Молодечна Максим доехал на попутном грузовике на запад, к окраине пущи. Дальше он шел сам, пользуясь картой и компасом. Максим не охотился, это было опасно. Он купил в Молодечно леску и крючки. Лещины в лесу росло много, Волк сделал отличное удилище, и ловил рыбу. Весна здесь, как и в Москве, стояла теплая. Максим, то и дело, наклонялся, срывая ягоды лесной земляники.

Он ночевал у костра, немного жалея, что не мог захватить книгу, которую сейчас читал. В столице, перед отъездом, он купил конспект лекций по архитектуре Возрождения. К занятиям физикой, математикой и языками, Волк добавил публичные лекции, в обществе «Знание». Максиму пришлось преодолеть неприязнь к советским учреждениям. Нигде больше уважаемых ученых было не послушать. Волк посещал занятия по истории, живописи, выбирался в филармонию и музеи.

Отхлебнув родниковой воды, из стальной фляги, он перевернул рыбу, на костре:

– Филармония, музеи… – Волк затянулся папиросой, – на год обо всем забудешь, Максим Михайлович. Сядешь в бараке усиленного режима, за отказ выходить на работу, и вспомнишь, как ты в Москве танго танцевал… – ему, иногда, снилась девочка, с бронзовыми волосами, которую Волк видел на авиационном параде, и в метро. Он смотрел в прозрачные, зеленые глаза, слышал нежный голос: