Читать книгу - "Королева Озер. Белая скво. Призрак у ворот. Рассказы. - Майн Рид"

часто представлял собой сцену веселья и радости, которую можно было сравнить с народными праздниками на английский деревенских лужайках — не сегодня, а в добрые старые дни, когда разграничительная линия между классами была не такой резкой и все веселились совместно.

Такие картины по-прежнему можно встретить у колонистов, пересекающих равнины Орегона или Калифорнии. Эти люди, повернувшись лицом к новому дому, давно перестали думать о старом, оставленном позади; или по крайней мере думали о нем без сожаления. Большинство вспоминало о нем только как о сценах забот и неприятностей, может, даже нужды и лишений, эмигранты помнили причины, по которым им пришлось покинуть свой старый дом. Перед ними лежала земля «млека и меда» или, вернее, золота и серебра. Для них это действительно «земля обетованная», потому что барышники и спекулянты, часто очень изобретательные и умеющие увлечь, обещали им все это. Как израильтяне в древности, они смотрели вперед полными радостного ожидания глазами; лица у них сияли, сердца радостно бились. Неудивительно, что когда возникал «кораль» и костры посылали свой гостеприимный свет, начинала играть скрипка; можно было увидеть молодых девушек визави с партнерами; все забывали о дневной усталости и предавались забавам Терпсихоры[48]. Много искр любви вспыхивало на таких вечерах, и много возникало брачных планов.

И увы! Как и на эмигрантских кораблях, в конце пути слишком доверчивая девушка обнаруживала, что спутник, какой-нибудь веселый Лотарио[49] в охотничьей кожаной куртке, жестоко обманул ее.

Помимо больших и хорошо организованных караванов нередко американскую пустыню пересекали и меньшие группы — два-три эмигранта вместе со своими семьями. Такие караваны обычно выступали из пограничных поселков какого-нибудь западного штата, где населения мало и невозможно собрать большой караван.

Еще реже, хотя и такое происходило в действительности, можно было встретить путника, совершающего это большое путешествие в одиночку или в сопровождении только своей семьи! Такие тоже выходили из пограничных поселений; прихватив жену, детей и имущество, погрузив все в обычный деревенский фургон, они бесстрашно пускались в путь длиной в две тысячи миль — и ни одна из этих миль не была им знакома.

Многие такие безрассудные авантюристы — их можно было бы назвать эксцентричными, хотя не совсем безопасно было бы сказать им так в лицо, — выступали с западных границ штатов Арканзас и Миссури; и не только выступали, но и благополучно достигали цели своего путешествия. На самом деле их ожидали меньшие опасности, чем большие караваны. Краснокожие пираты прерий как будто уважали таких бесстрашных путников; отчасти они действительно восхищались их смелостью; но, несомненно, играло свою роль и то обстоятельство, что у таких путников ничего не было и что не искушало алчность дикарей.

Арканзас и Миссури посылали и продолжают посылать множество таких смелых авантюристов с безрассудным темпераментом, но особенно прославилась «страна Пайк» в штате Миссури[50]. Эти люди, родившиеся и выросшие на границе, в местности, слабо населенной и почти лишенной поселков, не знали, что такое город. Для них Сент-Луис или любой другой большой город — все равно что море для человека, выросшего за сотни миль от моря на суше. О больших трехэтажных зданиях, образующих улицы и города, они знали только по картинкам в газетах; относительно большинства особенностей современной цивилизации они были так же невежественны, как краснокожие, чьи охотничьи территории они захватывали. В смысле красочности перемена была к худшему. Дикари, бронзовокожие, одетые в расшитую бусами кожу, вооруженные луками и копьями, сменились «пьюками»[51], в грубой одежде из домотканых материалов со слишком высокой талией и короткими рукавами, из которых торчали длинные, похожие на обезьяньи, руки. И как нелепо выглядела войлочная или фетровая шляпа с обвисшими полями, обычно поношенная и изодранная, сравнительно с короной из раскрашенных перьев; не говоря уже о грубых сапогах из бычьей кожи вместо индейских мокасинов — эта обувь по грациозности формы соперничала с котурнами древних.

Люди «страны Пайк» не отличались цивилизованностью и не обладали картинностью дикарей, но у них были качества, достойные восхищения. Такой человек, вооруженный топором с лезвием в два фунта весом, с рукоятью в три фута длиной, заходил в сосновый лес, расчищал четверть акра, строил удобный бревенчатый дом — и все это за три дня! А из ружья в шесть футов длиной попадал в белку на вершине дерева и убивал зверька, не повредив шкурку. Такими было большинство тех, кто при первых же сообщениях о золотых россыпях Калифорнии, двинулся из Миссури, не дожидаясь, пока создадутся большие группы; эти люди просто запрягали старую деревенскую пару, сами садились верхом и отправлялись в путешествие, по расстоянию равное плаванию Колумба, а по опасностям и трудностям превосходившее его.

По-прежнему с западных границ Арканзаса и Миссури устремляется все тот же и так же организованный поток эмиграции. Даже сегодня путешественник, пересекающий равнины, может встретить одинокий фургон в сопровождении одного или двух мужчин — один верхом, второй на сидении кучера; внутри, под изношенным пологом, одна или две женщины; вокруг них с полдесятка детей всех размеров и возрастов; может быть, один или два постарше трясутся верхом вслед за экипажем.

Именно такое зрелище предстало моему взгляду, когда я сам направлялся в Калифорнию в составе небольшого отряда, пересекавшего равнины скорее ради удовольствия, а не из выгоды. Как обычно, мы сопровождали группу эмигрантов, которые намерены были поселиться на берегах Тихого океана. На хорошей лошади я проехал вперед; меня сопровождал спутник, тоже на хорошей лошади и хорошо вооруженный. Нашей целью было изучение природы в отсутствие людей. Мы надеялись увидеть снежного барана или медведя, прежде чем их спугнет наш караван.

Мы вступили в район Скалистых гор и ехали по одному из дефиле[52], когда вместо дичи увидели впереди экипаж, медленно продвигающийся на четырех колесах, — фургон. Маленький и нелепый, с поношенным коленкоровым навесом, он со скрипом продвигался по каменистой дороге.

Подъехав, мы обнаружили в нем одну женщину; держа у груди ребенка, она сидела среди кухонных принадлежностей.

Мужчина, который мог бы быть ее мужем, но не походил на мужа, сидел на облучке впереди и управлял двумя лошадьми, которые с трудом тащили фургон.

Так как ни она, ни он не обратили на нас особого внимания, мы