Читать книгу - "Благовест с Амура - Станислав Федотов"

Фрегат «Эвридика» и бриг «Облигадо» тем временем попытались подойти к Красному яру для вторичной высадки десанта. Их встретили плотным огнем восстановленные батареи № 4 (под командованием старого артиллерийского кондуктора Дементьева) и № 1 (ею теперь командовал мичман Попов, заменивший раненого Гаврилова), к которым присоединились Кошечная и русские корабли. Французы отказались от своего намерения, передвинулись к «Форту», обстреливая город ядрами через сопку, и направили пять ботов десантников к перешейку.

…А десант с «Форта» двигался к берегу, и остановить его было нечем. Молодые артиллеристы — большинство из Сибирского стрелкового батальона — метались под вражеским огнем, отчаянно пытаясь поднять пушки. Александр Максутов сам бросился к исправному орудию, крича:

— Братцы, заряжай!

Команду исполнили молниеносно. Лейтенант навел на цель и сам поджег запал. Пушка рявкнула, посылая ядро, и большой катер с десантом переломился пополам, люди посыпались в воду. С фрегата донеслись вопли ужаса и ярости, и «Форт» ответил залпом всего борта. Смерч ядер и бомб ударил по батарее, но солдаты, вдохновленные удачей командира, действовали быстро и слаженно. Пушку откатили, пробанили, заложили картузы с порохом, командир лично поднес полупудовое ядро и закатил его в ствол, пушку вернули на место, и Максутов снова начал прицеливаться.

Но французские артиллеристы, мстя за своих товарищей, выделили именно это русское орудие, и несколько ядер одновременно обрушились на него. Пушку отбросило в сторону с развороченным лафетом, а у лейтенанта Максутова по локоть оторвало руку. Еще мгновение он стоял, шатаясь, с удивлением глядя на свою страшную рану, и рухнул на землю.

На борту французского фрегата раздались крики «виват» и «браво», так там обрадовались своему победному залпу.

Мичман Фесун со своей группой появился на батарее как раз в этот момент. Он мгновенно оценил обстановку.

— Слушать меня всем! — Молодой голос мичмана перекрыл все шумы. — Общий отход через перешеек. Раненых забрать с собой, убитых похороним после боя. Ружья и картузы не оставлять. Марш-марш живей!

Воспользовавшись паузой между залпами фрегата, артиллеристы и матросы-авроровцы подхватили раненых и все остальное, что можно было унести, и скрылись в лесу за батареей. Следующий удар «Форта» накрыл уже пустую разрушенную площадку.

Ничем и никем не сдерживаемый французский десант начал высадку на берег под самым перешейком.

Пока между «Фортом» и батареей Александра Максутова шла смертельная дуэль, «Президент» и «Вираго» уничтожали препятствие в виде батареи № 7 капитан-лейтенанта Кораллова. Однако, несмотря на десятикратный перевес в количестве пушек (о калибрах нет и разговора), англичане никак не могли заставить замолчать упрямых русских. В течение двух часов то на фрегате, то на пароходе трещало дерево мачт и палубных надстроек, повисала порванная оснастка, росло количество зияющих дыр в корпусах, падали убитые и раненые. Десантные боты не решались высунуться из-за кораблей. Два из них рискнули, и один тут же был потоплен метким русским ядром.

Но в конце концов огромное преимущество англичан сыграло свою роль: пушки русских, опрокинутые и заваленные землей и фашинником, замолчали, оставшиеся артиллеристы и контуженный в голову Кораллов ушли к своим, и морская пехота беспрепятственно начала высадку на Озерновской косе.

Общий счет десантируемых англичан и французов превышал 700 человек. Французам, во главе с де-ла-Грандье, предписывалось подняться на Никольскую сопку через перешеек; англичане делились на две группы: меньший отряд, под командованием капитана Буриджа, должен был подняться на Никольскую сопку и вместе с французами обстреливать русские корабли, вторую батарею и город из штуцеров и малой гаубицы, доставленной с десантом; большей партии, возглавляемой лейтенантом Паркером, надлежало обогнуть сопку с севера и ворваться в город по дефиле между сопкой и озером, нарисованному деловыми американцами.

Как позже писал в одном из писем мичман Николай Фесун, «при десанте ничего не забыто; все до мелочей взято было на шлюпки: гвозди для заклепки орудий, различные инструменты для разрушения батарей, завтрак на весь десантный отряд и, сверх того, отдельный запас провизии, предназначенный, вероятно, для временно остающихся гарнизонов в городе; потом кроме патронов в суме у каждого матроса и солдата ящик с патронами запасными, несколько тюфяков, одеял; были взяты превосходно снабженные походные аптеки и, наконец, кандалы для заковывания некоторых пленных».

Встретив остатки команд Максутова и Кораллова, Завойко отправил раненых в город, где в наскоро оборудованном госпитале не покладая рук трудились городские и корабельные врачи под началом статского советника Ленчевского, остальных объединил в отряд и поручил командовать им мичману Фесуну. Николай Алексеевич, кстати, доложил генералу о новой порции десанта на перешеек, отправленной «Эвридикой» и «Облигадо».

— Так что, ваше превосходительство, десантников больше девяти сот, — заключил он.

— Четверо на одного? Многовато. Гардемарин Колокольцев! — вызвал Завойко одного из своих порученцев. Бегом на «Аврору»! Пусть капитан-лейтенант поставит под ружье всех, кто может и не может, и направит сюда. Здесь и сейчас решается судьба города.

Гардемарин козырнул и умчался.

Как раз в это время на дороге, ведущей от рыбного сарая в город, показались английские десантники.

— Юнкер Литке! Бегом к поручику Гезехусу! Неприятеля подпустить ближе и ударить картечью! — приказал генерал.

— А мы уже и зарядили. Небось и сами с усами, — проворчал поручик, получив приказание. Выпуская облачка дыма из-под пшеничных усов: он спокойно курил короткую немецкую трубочку и поглядывал сквозь листву на дорогу, заполнявшуюся солдатами в красно-синих мундирах.

Его батарея из десятка легких, 18- и 6-фунтовых пушек, заряженных картечью, хорошо замаскировалась в густом кустарнике; со стороны дороги пушки были прикрыты срезанными ветками, чтобы при необходимости легко освободить сектор стрельбы. Тридцать человек замерли в ожидании команды. Конная пушка Зарудного, тоже подготовленная к выстрелу, стояла в тылу; солдат Карандашев, коренастый сивоусый мужичок, придерживал лошадь под уздцы, чтобы та, испугавшись, не понесла.

— Восемнадцатифунтовые, товсь! — негромко скомандовал Гезехус. Маскировка мгновенно была убрана, открыв черные жерла стволов. — Прямой наводкой по десанту… пали!

Пять сгустков визжащей картечи врезались в массу морских пехотинцев, в одно мгновение выкосив десятки людей. Началась паника, только что уверенно шагавшие со штуцерами наперевес солдаты стали вдруг беспорядочной толпой, с криками и толкотней убегавшей под прикрытие склона сопки. Кого-то из раненых они сумели подхватить и унести с собой, но многие остались лежать на дороге, испуская отчаянные крики, призывая на помощь. А многие — неподвижны и молчаливы; как говорится, мертвые сраму не имут.

До начала второй атаки пушки перезарядили. Вторично десантники пошли уже по всем правилам военной науки, то есть рассредоточившись, перебежками, стреляя на ходу в сторону батареи. И опять Гезехус, дождавшись, пока на пространстве между сопкой и озером накопится достаточно живой силы, отдал приказ: