Читать книгу - "Коловрат - Андрей Гончаров"

– Люб он ей, не надышится она им. И Андрей души в Жданушке не чает. Голубок с голубицей. Не губи.

– Да хорошо ли ты его знаешь? – со вздохом спросил Евпатий. – Откуда знать тебе, что счастливица Ждана с ним будет?

– А они сами поймут, им сердечки подскажут. Ведь любовь она свыше дается, она не разумом понимается, она через сердце проходит. Ты приглядись к нему, Ипатушка, может, и глянется он тебе. И статен, и при князе все время, в милости его. Ты ведь не вечен, придет время, когда другой должен будет о твоей дочери позаботиться. Ты сердце-то свое не ожесточай, помягче с ними, помягче. Ведь любовь, она любовью к нам и возвращается.

– Ну хорошо, – сдался Евпатий. – Ты за Андрейку как за сына своего просишь.

– Я не за него, я за кровинушку нашу, за Жданушку тебя прошу.

– Ну, ну… – прошептал Евпатий, притягивая к себе Лагоду. – По-твоему будь.

И она застонала, обхватила его лицо мягкими душистыми ладонями и принялась целовать так, как будто больше им не увидеться. Ее тело трепетало в сладкой истоме, сердце билось так, будто Евпатий был сейчас ее первым мужчиной. И в ответ на его ласки, на его прикосновения она выгибала спину и в голос стонала. И жаркая волна возбуждения накрыла Евпатия и увлекла его, как в пучину. И весь мир в этот миг перестал для него существовать. Он перевернул Лагоду на спину, впился огненными губами в ее губы, накрыл ее пышную грудь своей широченной сильной ладонью…

Масляный светильник горел на столе в оружейной лавке, освещая бородатые лица двух сидящих друг против друга мужей. Один рыжеволосый, с прищуром в глазах, вертел в руках кинжал, то пробуя лезвие на остроту, то взвешивая его в руке. Второй, степенный, со шрамом через угол глаза и щеку, сидел, уперев кулак в бок, стиснув в другой руке шапку с собольей опушкой.

– Ивар! – крикнул из-за стола рыжеволосый. – Носит тебя…

Большая комната терялась во мраке, куда не доставал свет маленького светильника. На стенах тускло мерцали кольчуги, кованые зерцала, железные шлемы-шишаки, которые все чаще стали появляться в русских городах из вольной степи. Мечи, кинжалы, наконечники, перевязи и ремни лежали по столам вдоль стены. Из низкой двери в дальнем углу комнаты высунулось длинное сухое лицо с жиденькой бороденкой:

– Ты никак звал меня, Алфей?

– Ты чего еще здесь? – недовольно спросил хозяин лавки.

– Так ведь ты сам мне велел счесть, сколько кузнец нам наконечников привез. Ну. Вот…

– Хватит полуночничать! Только масло жжешь без толку да свечи. Завтра проверишь. Запирай двери да ключи мне принеси.

– Это я сейчас! – обрадовался помощник. – А и то, не вижу уже… на ощупь разве что.

Слуга исчез. За стенкой он громыхал железом, явно торопился. Потом, кланяясь в пояс, поднес хозяину связку ключей на железном кольце и, получив разрешение, быстро исчез из комнаты. В глубине грохнула тяжелая дубовая дверь, послышался голос кого-то из холопов, с лязгом задвинулись запоры.

– Ты говорил, что в лавке никого? – лениво спросил человек со шрамом. – Негоже мне у тебя тут при твоих людях показываться. Разговоры пойдут, сомнения одолевать станут, веры не будет.

– Мои люди верные, они мне преданы, как псы, – откладывая кинжал, заявил Алфей. – Ну, сказывай, какие новости принес из степи?

– Не я принес, ветер принес, – без улыбки ответил человек со шрамом. – Я только перескажу, как сам слышал.

– Не тяни постромку, Наум, – покачал головой рыжеволосый, – порвешь ненароком.

– Нашему князю не долго осталось в Рязани сидеть, – стиснув еще больше шапку, ответил человек со шрамом и ударил кулаком по столу.

– Ан степняки чего решили против Рязани? Не впервой вроде?

– Ты меня слушай, Алфей, – понизил голос Наум. – Я воевода, я на коне держаться выучился раньше, чем ногами ходить. Степняки, да не те! Орда большая на нас идет. Слыхал небось, что булгарские города кто-то пожёг? То-то! И к нам уже соглядатаи повадились. Все вынюхивают, выведывают. Я сам их не видал, но верные люди доносили мне. Видели их.

– Так что же нам за корысть, Наум? Ты воевода, ты боярин княжеский, ты все знаешь, что в высоком терему думается и сказывается. Чего нам-то ждать?

– А ждать вам, люду посадскому, может, и смерти лютой да разорения. А может, еще сытнее жить будете да вольготнее.

– Это как же понять тебя, Наум? Я вот хотел бы сытнее жить. Мне разор ни к чему!

– Во-от! – вытянул вверх указательный палец воевода. – И не ты один таков. Многие не хотят разорения Рязани. А чтоб такому не бывать, надо договориться со степным народом. Им же тоже пить, есть хочется. Им коней надо подковывать, им рубахи да портки тоже носить. Они придут и первым делом спросят: а что, рязанцы, подчинитесь нашему хану? И ежели князь Юрий Ингваревич ногой топнет и скажет, что не бывать тому, тут и пожгут город. И всех смертным боем побьют степняки от мужей до стариков, до младенцев и жен наших.

– Так неужели князю и посоветовать некому? Уж очень у нас князюшка нерешителен да смирен.

– Есть советчики, Алфей. Да только как одно советуют князю, так и другое тоже. А нам надо, чтобы вокруг князя собрались люди, которые отговаривали бы его за меч браться. Нам надо уговаривать князя, чтобы с миром принял степняков. От нас не убудет, а город спасем.

– И много таких вокруг князя, Наум?

– Да сколько ни есть, а все мало. Надо верных людей собирать. Может, на вече голоса понадобятся, может, вовремя князю на ухо прошептать слова нужные. А может, кому и рты позатыкать, пока не поздно. Уж больно горячие есть.