Читать книгу - "Цирцея - Мадлен Миллер"

Вертел повис в его руке, и рыба чернела на углях.

Главк не стал ее спасать. Взгляд его был прикован ко мне.

– Но ты моя ровесница.

Мое лицо обмануло Главка. Молодое, как и у него.

– Нет, – рассмеялась я. – Не ровесница.

Прежде он сидел, чуть завалившись на бок, касаясь моего колена своим. А теперь резко выпрямился, отстранился, так быстро, что я почувствовала холод там, где сейчас только чувствовала его. Такого я не ожидала.

– Эти годы ничто. Я прожила их без пользы. Ты знаешь о мире не меньше моего.

Я потянулась к его руке.

Но Главк руку отдернул:

– Что ты такое говоришь? Сколько тебе лет? Сто? Двести?

Я чуть не рассмеялась снова. Но у него шея напряглась, глаза округлились. Между нами в костре дымилась рыба. Я так мало рассказывала ему о своей жизни. Да и что рассказывать? Одна жестокость да насмешки за спиной. В то время мать пребывала в особенно скверном настроении. Отец все чаще предпочитал ей шашки, и злобу она изливала на меня. Стоило мне появиться, кривила рот. Цирцея безмозглая, как камень. В земле больше ума, чем у Цирцеи в голове. У Цирцеи волосы свалялись, как собачья шерсть. Если еще раз услышу этот надтреснутый голос!.. Почему из всех наших детей осталась именно она? Никому не нужна больше. Если отец и слышал, то виду не подавал, только молча переставлял шашки. В прежние времена я забилась бы в свою комнату, заливаясь слезами, но с тех пор, как появился Главк, все эти речи были для меня что пчелы без жала.

– Прости, – сказала я. – Глупая шутка, только и всего. Я вовсе с ним не встречалась, хоть и рада бы. Мы ровесники, не беспокойся.

Он не сразу, но обмяк. Шумно выдохнул:

– Ха! Представь только! Если б ты и правда жила тогда!

Он пообедал. Объедки бросил чайкам, потом погнался за ними, взмывающими в небо. Обернувшись, широко улыбнулся мне – его силуэт вырисовывался на фоне серебристых волн, плечи вздымались под хитоном. Сколько бы ни смотрела я впредь, как он разводит костер, о дяде больше не заговаривала.

* * *

Однажды лодка появилась поздно. Главк не бросил якорь, просто стоял на палубе с застывшим, мрачным лицом. На щеке его красовался синяк, темный, как штормовое море. Отец побил Главка.

– Ох! – У меня заколотилось сердце. – Тебе нужно передохнуть. Сядь рядом, я принесу воды.

– Нет. – Так резко он со мной еще не говорил. – Не сегодня, и никогда больше. Отец говорит, я бездельник, улов маленький. И мы умрем с голоду из-за меня.

– И все же сядь и позволь тебе помочь.

– Ты не можешь помочь. Сама говорила. У тебя нет никакой силы.

Я смотрела, как он уплывает. А потом, не помня себя, помчалась к деду во дворец. По сводчатым коридорам я бежала на женскую половину, оглашаемую стуком ткацких челноков, звоном браслетов да кубков. Мимо наяд, мимо гостивших здесь дриад и нереид, к дубовому табурету на помосте, где восседала моя бабка.

Тефида – так ее звали, великая питательница всех земных вод, рожденная подобно своему мужу на заре времен самою матерью-землей. Подол ее платья растекался озером, а шею обвивал, словно шарф, водяной змей. На стоявшем перед ней золотом станке растянулось сотканное ею полотно. Лицо у бабки было старое, но не морщинистое. Бесчисленных сыновей и дочерей излила ее утроба, и до сих пор они приводили к Тефиде своих отпрысков для благословения. Я и сама однажды стояла перед ней на коленях. Она коснулась моего лба кончиками нежных пальцев. Добро пожаловать, дитя!

И вот я вновь упала перед ней на колени.

– Я Цирцея, дочь Персеиды. Ты должна мне помочь. Одному смертному очень нужен улов. Я не способна его одарить, но ты способна.

– Он благороден? – спросила бабка.

– От природы. Имуществом беден, зато духом богат и мужеством и сияет как звезда.

– А что этот смертный даст тебе взамен?

– Даст мне?

Бабка покачала головой:

– Моя дорогая, они должны непременно что-нибудь дать, хоть самую малость, хоть вина возлить в твой источник, а то потом забудут о благодарности.

– У меня нет источника, и благодарность мне не нужна. Прошу! Если не поможешь, я никогда больше его не увижу.

Бабка, поглядев на меня, вздохнула. Она такие мольбы, наверное, тысячу раз слышала. Здесь боги и смертные схожи. В молодости нам кажется, что чувств, подобных нашим, не испытывал никто и никогда.

– Я наполню его сети, будь по-твоему. Но в ответ поклянись, что не ляжешь с ним. Твой отец, знаешь ли, надеется подобрать тебе пару получше, чем какой-то рыбак.

– Клянусь.

* * *

Главк вернулся, он несся по волнам, громко меня окликая. Говорил захлебываясь. Ему даже сети забрасывать не пришлось. Рыбы сами прыгали на палубу, огромные, величиной с коров. Отец успокоился, оброк уплачен, и даже за год вперед. Главк встал передо мной на колени, склонил голову:

– Благодарю тебя, богиня.

Я подняла его:

– Не становись на колени передо мной, это моя бабка сделала.

– Нет. – Он взял меня за руки. – Это ты. Ты ведь ее упросила. Цирцея, ты чудо, подарок судьбы, ты спасла меня.

Он прижался теплыми щеками к моим рукам. Коснулся губами моих пальцев. И выдохнул:

– Хотелось бы мне быть богом, чтобы достойно тебя отблагодарить.

Кудри его обвили мое запястье. Как хотелось мне быть настоящей богиней и приносить ему китов на золотом блюде, чтоб он никогда со мной не расставался.

Каждый день мы садились рядом и беседовали. Он был исполнен мечтаний, надеялся, что, повзрослев, обзаведется собственной лодкой, переселится из отцовского дома в собственный.

– И там всегда будет гореть огонь, – добавил Главк, – для тебя. Если только позволишь.

– Пусть лучше будет кресло, чтобы мне приходить и беседовать с тобой.

Он вспыхнул, и я тоже. Я так мало знала тогда. В праздных беседах о любви вместе со своими братьями и сестрами, широкоплечими богами да гибкими нимфами, никогда не участвовала. Ни разу не ускользала с поклонником в укромный уголок. До того мало знала, что даже не могла сказать, чего хочу. Вот я коснусь рукой его руки, склонюсь к нему для поцелуя, а что потом?

Он смотрел на меня пристально. Лицо его, подвижное как песок, выражало сотню ощущений.

– Твой отец… – Главк слегка запнулся – всегда робел, говоря о Гелиосе. – Он выберет тебе мужа?

– Да.

– А какого мужа?

Я чуть не расплакалась. Вот бы прижаться к нему и сказать: я так хочу, чтобы это был ты, – но между нами стояла моя клятва. И я заставила себя говорить правду – что отец подыскивает царевича или, может, иноземного царя.