Читать книгу - "Покушение на Сталина. Дело Таврина-Шило - Игорь Ландер"

Письмо начальника СД-аусланд (VI управления РСХА) бригаденфюрера СС В. Шелленберга рейхсфюреру СС Гиммлеру, в котором он еще в 1942 году жалуется на сложности взаимодействия с люфтваффе и нежелание авиаторов выделять самолеты для заброски агентов-парашютистов. Эта проблема существовала, как видим, еще в конце 1942 года

Добавочно заметим по этому поводу, что показания Таврина на данный момент являются единственным опубликованным материалом о намерении «Цеппелина» осуществить в рассматриваемый период столь массовую заброску агентуры в советский тыл. Присутствующая в некоторых опубликованных исследованиях ссылка на показания некоего «цеппелиновца-нордовца» расплывчата и неконкретна, поскольку в ней не только отсутствуют данные о дате планируемой операции, но непонятна даже и дата допроса, что порождает весьма серьезные сомнения в их реальности. Не опубликован ни один трофейный документ, свидетельствующий хотя бы о конкретных планах заброски сотенных групп агентов. Максимально известная группа насчитывала 34 человека, притом забрасываемых с абсолютно иными задачами. Да и статистика поимки немецких агентов не подтверждает реальности операции «Волжский вал». К примеру, по данным УФСБ по Ярославской области, за всю войну в сумме было задержано всего 57 агентов-парашютистов — одиночных и в составе групп. Но их поимка происходила на протяжении нескольких лет: 22 в 1942, 31 в 1943 и 4 в 1944 году^[205]. Не более того.

Итак, с технической стороной все ясно, и, следовательно, нам предстоит ответить на вопрос о целях и задачах данной дезинформации. В том, что это именно дезинформация, а не ошибка, сомневаться не приходится, ибо протоколы изобилуют красочными подробностями, призванными повысить иллюзорную достоверность изложенных планов. Мы не знаем лишь ее источник. Она могла быть немецкой, вводящей в заблуждение советскую сторону, а могла исходить и от самих чекистов. В последнем случае смыслом всего этого в первую очередь могло быть поднятие значения собственных достижений в глазах руководства. Известно, что работникам намного выгоднее преувеличить опасность пресеченных ими планов противника, ибо это всегда и во все времена являлось надежным путем к развитию служебной карьеры.

Рассмотрим обе версии.

В предыдущих главах книги обращалось самое серьезное внимание на необъяснимые с точки зрения логики просчеты и промахи, периодически заставлявшие усомниться в адекватности руководителей операции по покушению на Сталина. Список претензий, которые Таврин мог бы предъявить к пославшим его германским разведчикам, велик. Многие ставшие известными нам их действия если не прямо вели агентов-боевиков к провалу, то косвенно создавали для их деятельности крайне неблагоприятные условия. Поскольку никто из историков до настоящего времени не заявил о том, что вся система «Цеппелина» находилась под полным контролем советской разведки или контрразведки, то версию о массовом предательстве в рядах СД следует сразу же отбросить. Не следует также полагать, что подготовкой операции по заброске террористов руководили люди случайные, к агентурным и специальным операциям отношения не имеющие и вообще лишенные даже зачатков здравого смысла. «Цеппелин» представлял собой достойного и весьма грозного противника, и все высокие профессионалы СД явно делали на Таврина серьезную ставку, вплоть до предоставления ему уникального, новейшего по тем временам транспортного самолета Ar-232, выпущенного в количестве не более двух десятков экземпляров. Понятно, что летчики попали под зенитный обстрел и потеряли самолет в результате собственной навигационной ошибки, но в условиях войны такой исход никогда не исключался. На полную авантюру дорогостоящий «Арадо» не отправили бы. Конечно, более всего немцы хотели, чтобы Таврин успешно решил поставленную перед ним основную задачу, на это и были направлены все их устремления. Но, похоже, веры в это у них особой не было, и в «Цеппелине» понимали, что Верховный Главнокомандующий Красной Армии, скорее всего и вопреки их стараниям, останется цел и невредим. И вот тут на первый план выходит предположение о том, что все руководство СД, возможно, ставило перед собой некую нигде не обозначенную «сверхзадачу», куда более важную для него, нежели даже основная.

Обстановка 1944 года для германских спецслужб на Восточном фронте была далеко не радостной (впрочем, и на Западе тоже). Обозначившееся в перспективе военное поражение Германии еще более размыло и без того неустойчивую мотивацию агентов, массово забрасывавшихся в советский тыл и почти так же массово сдававшихся. Несдававшиеся натыкались на весьма совершенную систему обеспечения безопасности и зачастую гибли, не выполнив поставленных задач. Экстенсивная система страдала совершенно очевидными системными пороками, а для интенсивной не было ни ресурсов, ни предпосылок. Именно к этому периоду относится ряд совершенно авантюристических проектов спецопераций, ни один из которых так и не был реализован. На таком фоне весьма неприглядно выглядело ближайшее будущее вполне конкретных офицеров СД, понимавших, что вместо спокойного места в ауссенкоманде или разведшколе они вполне могут оказаться в какой-то из фронтовых частей ваффен-СС. Естественно, требовались лихорадочные усилия по демонстрации собственной важности, нужности и значимости, что зачастую заставляло немцев швырять не слишком хорошо подготовленных агентов в топку непродуманных операций единственно ради того, чтобы отчитаться об очередной сотне заброшенных в советский тыл. О результатах можно было отчитаться позже, да и сфабриковать их тоже обычно не составляло труда. Эта ситуация прекрасно отражена в уже упоминавшихся воспоминаниях бывшего агента СД П. П. Соколова:

«… Все более прочно складывалось убеждение, что все мы заранее обреченные жертвы, предназначенные для того, чтобы списать на нас немалые расходы, связанные с нашей подготовкой, и чтобы оправдать перед центром существование и деятельность нашего руководства… Основные усилия наше командование прилагало к тому, чтобы удержаться на плаву и не загреметь на фронт. Этим целям и служили предприятия вроде нашего, рассчитанные на масштабность и дутый эффект. С них они снимали неплохой навар, не задумываясь о судьбе людей, которые осуществляли эти проекты»^[206].

На данном фоне прекрасно просматривается высокая вероятность того, что СД намеревалась серьезно поднять свои акции в глазах руководства самой подготовкой столь масштабного покушения, вне зависимости от его результатов. Кстати, факты убеждают в том, что особенно на успех теракта никто не рассчитывал. Одновременно агентурной паре официально ставилась второстепенная задача осесть в Москве и начать сбор сведений в кругах, близких к руководству СССР (с учетом хвастливых заявлений самого Таврина о наличии у него нужных связей). Это являлось дополнительным бонусом, но теоретически мог иметься и еще один расчет. Все прекрасно понимали, что Таврин и его жена вполне могут попасть в руки советской контрразведки (правда, вряд ли полагали, что это произойдет столь стремительно) и что молчать на допросах они не станут. Но никакого смысла продвигать таким путем столь странную дезинформацию о массовых забросках едва ли не батальонов агентов для немцев не было. Можно возразить, что СД рассчитывала на оттягивание сил советской контрразведки в угрожаемые районы и уменьшение их концентрации в прифронтовых районах. Рассмотрим обоснованность таких расчетов.