Читать книгу - "Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса - Михаил Полторанин"

— Пока никакого, — ответил я, — только — пока. Меньше чем через два поколения дух христианской цивилизации в этих республиках, ставших суверенными государствами, выветрится окончательно. Уже сейчас там власти начинают активно насаждать ислам — завтра мы увидим его триумфальное шествие. Причем авральные методы отката к прошлым обычаям поднимут на командные высоты фундаменталистов, догматиков. И мировой экстремизм от ислама получит внушительное подкрепление для экспансии своих порядков. Шииты с суннитами договорятся между собой.

Вот тут подходит очередь и Америки, сказал я послу. Аллах обязал правоверных до самого Судного дня вести омусульманивание планеты. Распоряжение непререкаемое. США со своей военной мощью мешают достижению этой цели, значит надо омусульманить сначала сами США. И потом идти дальше. В Соединенных Штатах сейчас около 40 миллионов темнокожих — у них повальная мода переходить в ислам. Через четыре десятилетия их станет значительно больше — они, получая поддержку извне, начнут требовать своей государственности и устанавливать исламские порядки (Кстати, всего через четырнадцать лет после нашей беседы, впервые в истории США конгрессмен из Миннесоты афроамериканец Кейт Эллисон принес на Капитолийском холме присягу на Коране. Процесс пошел).

— Латиносы с удовольствием помогут исламистам, — заметил я послу. — Ваши корпорации выкачали ресурсы из стран Латинской Америки, и миллионы иммигрантов бегут от нищеты в США. К середине XXI века латиносы начнут составлять большинство вашего населения и тоже будут стремиться к созданию своего государства, объединяясь для развала страны с мусульманами. Приоритеты сиюминутной выгоды олигархов над долгосрочными интересами нации толкают ваших политиков с фомками и к нам в Россию. Разве не так?

— Не так, — сказал после некоторой паузы посол. Его, возможно, обескуражила прямолинейность моих суждений. — Не так, — повторил он. — Моя страна желает вам добра. Вы же сами выступаете за открытое общество, и мы вас в этом поддерживаем. Мы хотим партнерских отношений. Россия должна только приветствовать, если мои соотечественники пойдут к вам со своими капиталами. Чем это плохо?

— Милости просим к нам с инвестициями, — придал я своему голосу примирительный тон. — Только американцы хотят скупать по дешевке природные ресурсы и наши самые конкурентноспособные и высокотехнологичные предприятия. А тратиться на что-то другое не желают. Вот я приеду сейчас в США и скажу: «Продайте мне концерн «Боинг». Даже не по бросовой цене, а за полную стоимость. Или позвольте разрабатывать нефтяные месторождения в Техасе. Тут же возникнут чиновники Комитета по иностранным инвестициям, созданного для защиты стратегических интересов США, и скажут: «Парень, даже близко не подходи к таким объектам. У нас не хватает обувных фабрик и мощностей по обработке разных деревяшек — туда и вкладывай деньги». И это хозяйский подход. Но когда мы говорим то же самое американским инвесторам, нас начинают пугать разными санкциями. Так понимается партнерство вашей страной?

— Проблемы в отношениях между государствами — дело привычное. Не надо искать во всем злой умысел, — наставительно сказал посол. — В этом смысле ваш президент господин Ельцин очень зрелый политик. Он не растрачивает добрые отношения между нашими государствами на спонтанные конфликты по мелочам. Хотя люди из его команды постоянно толкают президента на это.

Я ответил, что Ельцина вообще не столкнешь, пока не понимая, куда поворачивал беседу посол.

— Ваш МИД обеспечивает нас информацией о ходе выполнения совместных договоренностей, — сказал он. — И нам известно, что с выводом российских войск у вас нет проблем. Нет эксцессов, нет недовольства в частях. И при этой нормальной ситуации замораживание соглашения о выводе войск воспринималось бы нашей администрацией как недружественный шаг российского правительства. Мне известна ваша личная позиция и хочу по-дружески заметить, что она не служит сближению наших стран.

Вот в чем дело: посол пригласил меня с супругой, чтобы за бокалом сухого вина провести небольшой сеанс воспитательной работы. Причем так откровенно. Интересно, многих он таскал сюда с этой целью? Стало понятно, что после того заседания правительства, кто-то из членов нашего кабинета доложил обо всем послу, а тот решил прощупать меня и на правах полномочного представителя Главных Хозяев предостеречь от неверных шагов. А я-то перед ним распинался…

— Видите ли какое дело, — постарался я говорить как можно спокойнее, — Соединенные Штаты привыкли строить отношения по принципу улицы с односторонним движением. Наша страна должна перед вами разоружиться почти догола, отказываться от высоких технологий, везде действовать в ущерб своим национальным интересам, а США при этом сосредотачивают силы вокруг российских границ, спокойно позволяют себе не выполнять принятые обязательства, да и вообще, ни в грош не ставить партнера. Я не люблю, когда мою страну принимают за дурочку. Вас приучил к этому ставропольский комбайнер. Но так же продолжаться не может.

— Какой комбайнер? — уставился на меня удивленно посол.

— Михаил Сергеевич Горбачев. Он же работал комбайнером, часто ностальгически вспоминает об этом, по-моему, сожалея, что бросил любимое занятие и взялся не за свое дело — политику.

— У нас о президентах, в том числе бывших, принято отзываться уважительно, — заступился посол за Михаила Сергеевича.

— В России другие традиции. Горбачев как человек добрый мог положить им конец, но все испортила его слепая, ни чем не обоснованная вера в порядочность Америки.

На прощание мы перебросились с посольской четой несколькими фразами, поблагодарили друг друга за совместный обед и разошлись. Навсегда.

Мне, как и другим российским чиновникам, довольно часто приходилось вести откровенные беседы с послами разных стран р Москве. Обычно они допытывались о перспективах развития у нас демократии или взаимоотношениях между ветвями власти. Кто-то, чувствовалось, пытался лоббировать интересы фирм своих соотечественников. Никто из них не лез с поучениями. Это позволяли себе только дипломаты США. Да еще — что особенно умиляло — представители Северной Кореи. Как будто у них была одна школа.

Месяца через два после обеда с посольской четой я зашел к Ельцину с проектом очередного указа. Он накидал замечания, потом с подчеркнутой строгостью долго смотрел на меня.

— Что вы там наговорили американскому послу? — недовольно спросил президент.

Я даже растерялся от неожиданного вопроса, с трудом стал вспоминать беседу в «Спасо-Хаусе».

— Президент Буш назвал вас ненавистником сближения наших стран и по-дружески посоветовал убрать куда-нибудь из моей команды, — продолжал Борис Николаевич холодным тоном. — Вот до чего дошло. Вас почему-то считают моим другом, а вы своими заявлениями бросаете на меня тень. Черт знает что!

На слове «почему-то» Ельцин сделал особое ударение, как бы намекая на мое самозванство. Пресса действительно приписывала нам тесную дружбу с Борисом Николаевичем, хотя я всегда отмечал: наши отношения с ним — это отношения начальника с подчиненным. Что соответствовало действительности. Я никогда не парился с Ельциным в бане, не выпивал с ним на пару, а только в компаниях — по случаю каких-то событий. Даже в гостях он у меня не бывал. Поддерживал его с первых же дней знакомства, в словесных драках защищал от нападок, иногда подставляя себя, это — да! Но так предусмотрено всеми артельными правилами у сибиряков.