Читать книгу - "Время побеждать. Беседы о главном - Михаил Делягин"

А что касается приватизации, так про нее Чубайс потом «задним числом» сказал потрясающие фразы: он признался, что цель ваучерной приватизации заключалась в окончательном уничтожении нашего общества, нашей цивилизации (он, понятно, их по-другому называл), а потом указал на тактическую задачу — передачу контроля за заводами директорам.

Это была четкая идея — купить директоров. Демократы ведь быстро потеряли социальную опору: они опирались на массы, а либерализация цен 1992 года просто «вырубила» население.

Чтобы отвлечь людей от осознания того, что с ними происходит, провели в конце 1991-го и в 1992 году приватизацию квартир — чтобы люди занимались ей и больше ни о чем не думали. Пусть все плохо, зато теперь квартира моя!

Но после этого люди ощутили абсолютную нищету, абсолютное отсутствие каких бы то ни было перспектив, дичайший, безумный разгул преступности, разрушение всей социальной сферы, которое и сейчас продолжается полным ходом.

Люди начали задавать реформаторам вопросы, и тем потребовалось быстро создать свою социальную базу. Сила Чубайса — именно в умении создавать себе социальную базу.

Ваучерная приватизация создала первую его опору — спекулянтов, которые и сейчас работают на фондовом рынке.

М. МУСИН: — Которые стали вот этим барьером между финансовым капиталом и реальным сектором.

М. ДЕЛЯГИН: — Да. Создали финансовый капитал, который совершенно не интересовался реальным сектором и был поглощен мгновенными спекуляциями.

Но, кроме того, ваучерной приватизацией Чубайс обеспечил себе поддержку директоров, которые уже в 1995 году были заклеймены «красными директорами», и затем последовательно растаптывались и уничтожались. Но тогда именно они были опорой власти — против населения.

Директора хорошо поняли свой шанс и в массе своей воспользовались им, скупив ваучеры своих работников и установив контроль за своими предприятиями.

М. МУСИН: — Когда есть нечего, то люди за кусок хлеба готовы отдать мнимую собственность.

М. ДЕЛЯГИН: — Конечно-конечно! И отдавали, хотя никто не понимал, что это такое. И уже в 1994 году на Кипре появилась «улица красных нефтяников» как социальное явление.

С точки зрения политики, ваучерная приватизация была рациональным, разумным механизмом. Другое дело, что этот механизм исходил из презумпции уничтожения страны. Не Советского Союза, а именно России.

Ведь чем отличается советский стиль воровства от реформаторского? При советском стиле воровства при стройке дома часть материалов и денег, выделенных на нее, пропадают непонятно куда, а неподалеку от стройки вырастает аккуратный коттедж. В Москве немало таких смешных жилищных комплексов.

А система реформаторского воровства строго противоположна. Например, живут люди в «хрущевке». И приходит к ним умный, с горящими глазами молодой энтузиаст и говорит: «Друзья, вы живете в ужасных условиях!». И ведь, действительно, в ужасных условиях живут. Продолжает: «Так жить нельзя!» — и это тоже святая правда. «Послушайте, в Лондоне, Нью-Йорке, Париже люди живут совершенно по-другому!» — тоже верно. И, убедив всех в своей правоте, переходит к главному: «Давайте вашу развалюху сломаем, из обломков построим гигантский шикарный небоскреб, чтобы у каждого вместо квартирки в 50 кв.м. была квартира в 500 кв.м. и с видом на океан!»

Все дружно кричат «Ура!», ломают свой дом… И понимают, что небоскреб как-то не клеится. Менеджмент совковый или культура труда низкая — не понять. И тут им тот же самый энтузиаст-реформатор говорит: «Ну вы и быдло! Ну вы и уроды! Вы своими руками и без всякого принуждения разрушили собственное жилье! Идиоты! Ну ладно, так уж и быть, облагодетельствую: куплю ваши обломки по рублю за кубометр и построю себе коттеджик у моря, а вы живите как хотите, хоть в землянках».

Это, насколько можно судить, — стиль реформаторского воровства.

Принципиальное отличие двух подходов очевидно: в советской модели вы воруете из прибыли, в реформаторской — из убытков. Таков стиль реформаторов.

Не думаю, чтобы Гайдар думал так подробно, не думаю, что он вообще осознавал, что делает. У него вообще было плохо с рефлексией — основным занятием было иное. Почитайте «Легенды Арбата» М. И. Веллера, там красочно описано, как он проводил свое время.

Но, тем не менее, именно с этим человеком связан запуск процесса либеральных реформ в России, под которым основная часть нашего народа, насколько можно понять, вполне справедливо понимает свое уничтожение.

В реформах на более низком уровне было много таких разрушителей.

И здесь важно сказать про их генезис.

Прежде всего, это специфическая порода младших научных сотрудников, которая о реальной жизни ничего не знает. Этот эмэнэс читал западные и наши учебники и обычно даже не подозревал о происходящем на самом деле. В советской системе их потом доучивали, дополняя универсальное высшее образование практическими знаниями (учить этому в вузе было нельзя, так как практическое управление осуществлялось во многом теневыми и уж точно в основном неофициальными методами), и получались блестящие специалисты. Но доучивать реформаторов было уже некому: система сгнила и рухнула.

Кроме того, техническая интеллигенция понимает наличие объективных законов природы. Грубо говоря, если двигатель крутится — его нельзя мгновенно остановить; если он стоит — его нельзя мгновенно запустить. Если станок рассчитан на 1200 оборотов в минуту, то он не может работать 5000 оборотов в минуту, у него есть некоторые ограничения.

А вот гуманитарная интеллигенция этого в принципе не понимала. Гуманитарные науки у нас были, с одной стороны, под жесточайшим идеологическим прессом, а с другой стороны — их носители часто просто ничего не знали. Поэтому знание в гуманитарных науках часто ограничивалось обычной фрондой против существующих порядков.

Наконец, добавилась и вечная беда интеллигенции не очень развитой страны: она как более развитая часть общества воспринимает высокие стандарты любого потребления — от еды до демократии — и недовольна ситуацией, которую наблюдает вокруг себя. Однако мысли о том, что в их стране может быть просто недостаточно ресурсов для высокого уровня потребления, в головы этой интеллигенции обычно не приходят.

И, поскольку правила игры одни для всех, а интеллигенция по своим потребностям сильно опережает средний уровень, она чувствует себя обиженной, оскорбленной, неудовлетворенной и так далее. Это проблема всех не очень развитых стран, просто нигде ненависть к своей стране не достигала такого накала, как в Советском Союзе и России. Причина — некоторые дополнительные факторы, среди которых особенно выделяются потомки репрессированных, причем репрессированных относительно мягко: у репрессированных жестко, как известно, потомков не оставалось.

И, знаете, почитал я мемуары, так наиболее гневно пишут о «проклятом» сталинском режиме дети чекистов и окружение чекистов, расстрелянных Берией за излишнюю, даже по меркам того времени, жестокость.