Читать книгу - "Против либерализма к четвертой политической теории - Ален де Бенуа"

* * *

Предшествующие краткие указания позволяют понять, что название «Империя» может быть отнесено только к таким историческим конструкциям, как римская империя, Византийская империя, Священная римская империя германской нации или Оттоманская империя. Совершенно точно не империи в этом смысле империя наполеона, гитлеровский Третий рейх, британская и французская колониальные империи, равно как и современные империалистические образования американского или советского типа.

Очень трудно дать имя империи образованиям или могуществам, занятым исключительно простым процессом расширения своей национальной территории. Такие современные «великие державы» — не империи, но всего лишь нации, просто стремящиеся к расширению своих сегодняшних границ через военные, политические, экономические или иные завоевания.

В эпоху наполеона «Империя» — термин, которым уже именовали монархию до 1789 года, но только в смысле «государства» — всего лишь национально­государственное целое, стремящееся утвердиться в Европе как великая держава­гегемон. Империя Бисмарка, отдающая приоритет государству, просто стремится к созданию немецкой нации. Государственно­национальный характер Третьего рейха был констатирован начиная с Александра Кожева, заметившего, что гитлеровский лозунг Ein Reich, еin Volk, еin Führer всего лишь перевод на немецкий — причем плохой — лозунга Французской революции: республика единая и неделимая. Враждебность Третьего рейха определению Им­ перии проявилась в том числе в критике идеи «опосредую­ щих учреждений» и «штатов» (Stände)15. Также известно, что в советской «империи» всегда преобладал централистский и ограничительный подход, навязывавший унификацию политико­экономического пространства и урезание мест­ ных культурных прав. Что касается американской «моде­ ли», нацеленной на обращение всего мира в однородную систему материального потребления и технико­экономи­ ческих практик, то вообще с трудом видно, какую идею, ка­ кой действительно духовный принцип она была бы способна провозгласить.

«Великие державы» ipso facto не суть империи. Более того, только от имени Империи возможна критика совре­менного империализма в разных его формах. Юлиус Эвола только так и смотрел на вещи, когда писал: «Без „обычаев и становлений“ ни одна нация не может надеяться на успеш­ную и легитимную имперскую миссию. невозможно полагаться на свои национальные характеристики и при этом желать, оставаясь на этой основе, господствовать над ми­ ром и даже над иными землями»16. И далее: «если „импе­риалистические“ устремления нынешних времен потерпе­ли крах, а на руинах остались освобожденные от них наро­ды, что стало для них источником всевозможных бедствий, то причина этого только в отсутствии всякой действитель­но духовной, сверхполитической и сверхъестественной стихии и замена ее силой более мощной, но той же приро­ды, что и сила защиты от него, и отсюда — простым под­чинением. если империя не сакральна, то это не империя, но вид раковой опухоли, атакующей разнообразные функции живого организма»17.

* * *

Но чему может послужить cегодня размышление о сути Империи? Представлять ее себе или призывать, вспоминая древние обеты, — не пустая ли это химера? Возможно. но случайно ли вспоминают именно о римской империи, когда пытаются преодолеть понятие «Государства­нации»? Случайно ли, когда мысль заходит в тупик, ее вновь мобилизует именно идея Империи (Reichgedanke)?18 И разве не та же самая идея лежит в основании всех сегодняшних дебатов о европейском строительстве?

Понятие Государства­нации непреодолимо? Многие поддерживают эту идею, причем не только левые, но и правые. Среди последних — Шарль Моррас, по мнению которого нация есть «самое крупное из существовавших в истории общественных объединений, самое крепкое и полно­ ценное»19; и он же исповедовал, что и «в политической области нет ничего более крупного, чем нация»20. Между тем, когда началась Вторая мировая война, один из его самых верных учеников, Тьерри Молньер, сказал учителю:

«Культ нации — не ответ, но бегство, мистификация или, более того, опасное переключение внимания на сугубо внутренние проблемы»21. Сегодня существенно только то, что представляет собой мир за пределами Государства­нации. То, область действия чего проходит сквозь множество разрывов. Ответ на что — в появлении новых социальных движений, в устойчивом регионализме и автономизме, в новых, неизвестных ранее формах общинности, которые оказываются теми же самыми, некогда разрушенными, но как бы новыми формами опосредующей социализации. При том, что Государство­нация вызывает сомнения и в верхней своей части. Оно лишается силы самим ходом международной конкуренции, возникновением международных или обще­ европейских объединений, межправительственных бюрократий, научно­технических структур, планетарных медиа­ корпораций и международных групп давления. Параллельно все более очевидно экстравертирование национальных экономик в ущерб внутренним рынкам. Через игры совместных предприятий, транснациональных фирм, биржевые операции, мировые макронакопления.

В странах Третьего мира Государство­нация, лишенное какого­либо исторического фундамента, все более и более ясно предстает как западное заимствование. Долгосрочная жизнеспособность «наций» Черной Африки или Ближнего Востока (не будем говорить каких) с каждым днем становится все более и более сомнительной. Эти нации возникли в результате ряда, под контролем колониальных держав, произвольных территориальных разделов, без всякого знания местных исторических, религиозных и культурных реалий. разрушение Оттоманской империи, точно так же как и Австро­Венгерской, осуществленное во исполнение Севрского и Версальского договоров, произвело катастрофу, по­ следствия которой ощутимы до сих пор, о чем свидетельствуют Война в Заливе и тяжелые потрясения, продолжающиеся в Центральной Европе.

Исходя из этих условий как можно не задаваться вопросом об идее Империи, которая на сегодняшний день является единственной альтернативной моделью перед лицом Государства­нации? налицо неумолимые знаки. Среди них объединение Германии, очарованность образом Австро­ Венгрии, новое появление старого понятия Mitteleuropa22. Призывание Империи произойдет по необходимости. Мы уже цитировали Александра Кожева. Замечателен написанный им в 1945 году и только недавно опубликованный текст, в котором он призывает к созданию «латинской империи» и указывает на идею Империи как на альтернативу Государству­нации, с одной стороны, и абстрактному универсализму — с другой. «либерализм, — писал он, — не в со­ стоянии вообразить никакой политической целостности по ту сторону наций. но и интернационализм грешит тем, что не видит ничего политически жизнеспособного, кроме человечества в целом. не остается ничего, кроме как вновь открыть промежуточную политическую реальность империй как союзов, как международных плавильных котлов совместимых меж собой наций, политическую реальность наших дней»23.

Европа стремится к политическому единству. но это политическое единство не может быть выстроено по национальной якобинской модели без того, чтобы не уничтожить богатство и разнообразие всех ее составляющих; еще менее его может взрастить экономический наднационализм, о ко­ тором грезят брюссельские технократы. Европа не может быть создана иначе чем по федеративной модели, основан­ ной на единой идее, едином проекте, едином принципе, то есть в конечном счете по имперской модели.